— Есть обожженные? — прямо спросил Валентин, всматриваясь в его лицо, на котором была смесь возбуждения и нервозности.

— Обожженных нет, — ответил Кибенок, голос его был напряженным, словно он не мог до конца осознать происходящее. — Но ситуация не совсем ясна. Что-то моих хлопцев немножко подташнивает...

Валентин нахмурился. Подташнивает? Это было странно. Температура на месте не такая высокая, и, похоже, огонь уже почти погас. Взглянув в сторону разрушенного энергоблока, он заметил, что огонь полз как-то вдоль трубы, а сам пожар уже не был таким явным, как вначале. Крыша обрушилась, перекрытие разрушилось, и вся эта картина походила на тихую руину, но с жутким ощущением скрытой опасности.

Они продолжали беседовать, стоя прямо у энергоблока, где пожарные пытались локализовать оставшиеся очаги возгорания. Вдалеке Валентин мельком заметил Правика, который двигался стремительно и решительно, но тот не подошел к ним — был занят своими задачами. А вот Кибенок оставался рядом, взвинченный, будто чувствовал что-то большее, чем просто тревогу от пожара.

— Слишком тихо тут, — сказал Валентин, оглядываясь вокруг. Пожар казался побежденным, но что-то не давало покоя. Он ещё раз взглянул на Кибенка, который молчаливо кивал, но в его глазах была скрытая паника.

— Может, это не только огонь? — сказал Валентин почти шепотом, но сам ещё не до конца понимал, что имел в виду.

Кибенок нервно вытер пот со лба и бросил взгляд на своих людей, которые продолжали бороться с остатками пожара, ни о чем не подозревая.

***

В больнице Припяти начиналась суматоха. Анна шла по коридору, когда впервые услышала, как кто-то кричит в приемном отделении. Поначалу она не придавала этому значения, думая, что, как обычно, поступил очередной пациент с ожогом или травмой. Но вскоре стало понятно, что это не обычная ночь.

Она подошла ближе и увидела, как в приемную привели первых пострадавших с атомной станции. Мужчины, покрытые копотью и пеплом, выглядели изнуренными, некоторые из них с трудом стояли на ногах. Один, полусогнутый, ронял слова, словно выдавливая их из себя: «Огонь… взрыв…» Он едва держался на ногах, кожа на его лице была красной, глаза воспалены. Рядом другой инженер корчился, держась за живот, будто его выворачивало изнутри.

Анна замерла. Что-то внутри подсказывало ей, что это не обычные ожоги. Сильное ощущение тревоги, начавшееся утром, теперь переросло в настоящий страх.

— Доктор, мы не знаем, что с ними, — кто-то из младшего медперсонала выскочил навстречу Анне. — Они говорят, что взрыв на станции, что их тошнит и боль сильная, как будто изнутри!

Анна осмотрела мужчину, сидящего на кушетке. Его губы побелели, руки дрожали, а одежда все еще источала слабый запах гари. Она заметила мелкие пузырьки на его коже, похожие на ожоги, но странные — они не походили на ожоги от обычного огня.

— Как они здесь оказались? — спросила она, пытаясь понять происходящее. Её руки немного дрожали, хотя она старалась держать себя в руках.

— Говорят, пожар на ЧАЭС. Но они же только на крыше были, не должны были так пострадать…

Тревога усилилась. Анна вдруг поняла, что эта катастрофа куда серьёзнее, чем казалось вначале. Один из пострадавших вдруг начал кричать, корчась от боли. Врачи пытались удержать его, но он продолжал хвататься за голову и стонать. Анна знала симптомы: это не было похоже на ожоги от огня или химические ожоги. Это было что-то другое. Что-то ужасное.

— Мы должны вызвать помощь, больше врачей! — Анна крикнула медсестре, которая застыла в дверях, ошеломленная происходящим. — Немедленно!

Теперь уже коридоры заполнили голоса. Врачей и медсестер становилось все больше, а вместе с ними – и раненых. Постепенно больница наполнялась криками, звоном телефонов и тревожными разговорами. Люди в больничной форме суетились, их лица отражали ужас. Пострадавшие прибывали один за другим, каждый с одной и той же жалобой: сильная боль, тошнота, головокружение, ожоги.

Анна остановилась на миг, прикрыла глаза и глубоко вздохнула. Она понимала, что больше нельзя колебаться — нужно действовать. Её сердце билось быстрее обычного, но она твердо решила, что сделает все возможное для этих людей. Слишком многое стояло на кону, и масштаб бедствия начинал проявляться перед ней, как наяву.

Глава 20

Виктор стоял на территории атомной станции, окруженный дымом и темными силуэтами разрушенного четвертого энергоблока. Воздух был насыщен запахом горящей техники и металла, вперемешку с чем-то едва уловимым, незримой опасностью. Каждое движение давалось с трудом: тело казалось изнуренным, несмотря на то, что прошло лишь несколько часов с начала его смены.

Он пытался осознать произошедшее, но разум отказывался принимать реальность. Взрыв, который они слышали, еще отдавался эхом в ушах, а последовавшие события словно замедлились, став чередой кошмарных картин. Никто толком не знал, что делать. Казалось, даже опытные инженеры и операторы теряли ориентиры, будто весь мир вокруг них перестал подчиняться привычным законам.

Приказов было мало. Людей не хватало. Многие, как и Виктор, понимали, что теперь ситуация вышла за рамки аварии – это катастрофа, и они находились в её эпицентре.

— Виктор! Нам нужно срочно перекрыть насосы, иначе пойдет еще больше пара! — кричал его коллега, пытаясь перекрыть шум грохота и треска разрушающихся конструкций. — Система охлаждения не работает!

Виктор кивнул и побежал к управлению насосами, уже не обращая внимания на то, что ноги с каждым шагом тяжелели, а руки начали мелко дрожать. Они всегда знали, что работать на атомной станции — это огромная ответственность, но никто не был готов к тому, что случилось этой ночью.

Снова и снова они пробирались через опасные зоны, пытаясь минимизировать последствия. Горящие остатки машинного зала и трубы, которые все еще продолжали выбрасывать в воздух обломки, делали работу невыносимо сложной. Температура была ужасной — казалось, что даже воздух становился плотным, давящим, будто что-то невидимое стягивало грудь железным обручем.

Виктор знал, что каждая минута пребывания здесь могла стоить ему жизни. Радиоактивность, невидимая и коварная, проникала в кожу, в легкие, выжигая изнутри. Но работа не могла остановиться. Если они не прекратят выбросы, если не остановят остатки системы охлаждения, последствия могут быть еще хуже.

Он встретил инженера по имени Юрий Трегуб — тот был бледен, с каплями пота на лбу и губами, плотно сжатыми, чтобы скрыть страх. Они обменялись краткими взглядами, в которых читалась одна и та же мысль: никто из них