но я снова планирую таранить их мнение своим.

— И…Кхм…Сколько ей лет? — интересуется, сумев взять себя в руки.

Выражение на его лице с филосовским оттенком и у меня есть все основания полагать, что план “Б” мне может пригодиться.

— Пап…Четыре ей. Я не прошу переписывать на девочку наследство, просто не динамь ее мать.

Сообщать ему то, что моя бывшая уже итак меня послала в задницу, не вижу смысла, поэтому просто выжидающе смотрю на родителя.

Я бы мог наверное сообразить речь помощнее, но вот чем богаты…

— Пф-ф…Ладно…Допустим — кряхтит отец, откашливаясь в кулак. — Хорошо. Я подожду ее…

Моя грудная клетка маленькими порциями выпускает воздух.

Я бы мог забить на этих девчонок, ведь моя жизнь уже давно идет под совершенно другим углом, но приоритеты я расставил именно в их пользу.

Что ж…По крайней мере моя собственная совесть от меня безума.

Договариваюсь с отцом об очередной встрече через неделю, за которую я блин планирую взять штурмом Семёнову Олесю.

Ума не приложу, стоит ли мне так напрягаться, но что-то мне подсказывает, что стоит.

Остаток дня я провожу за ноутом в своей квартире, потому что на улице просто нереальное пекло.

К моему удивлению вечером голова начинает соображать лучше и в ней не остается ничего личного. Только расчеты по проектам и вопросы к повторной встрече с

Алёхиным, поэтому совершенно не отображаю кто мне звонит с незнакомого номера в десятом часу вечера.

Ожидаемо такие звонки я скидываю. Просто на дух не переношу пустые разговоры с роботами.

Но пришедшее на мой телефон сообщение, заставляет меня выпрямить спину, словно в нее, блять кто-то спицу вогнал.

Неверяще смотрю на экран телефона, вновь и вновь перечитывая текст:

“ Олеся в больнице.Ее допрашивает полиция. Нужна твоя помощь”.

А ниже адрес больницы.

Если это такая шутка, то ни хера не смешно!

И вот сейчас в моей крови дохрена ненужных гормонов страха.

С девчонкой что-то произошло или с самой Олеськой? Кто и на хрена ее допрашивает и что вообще происходит?

В голове карусель из вопросов.

Нутро сводит неконтролируемой паникой и такого я пожалуй еще не испытывал.

Да это не содержательное сообщение может подразумевать что угодно. Например, что погиб кто-то по вине…

Так блять…Все!

Собираюсь за пять минут и пулей лечу по назначенному адресу.

В больничном коридоре натыкаюсь на работницу колледжа, кажется она коллега Олеськи.

Она наконец-то вносит ясность в происходящее, показывает куда идти дальше и судя по ее голосу именно ею я был послан на хер три дня назад.

На последнее я готов забить, потому что новость о том, что маленькая девочка выпала из окна, способна отрезвить и заставить паниковать любого.

У приоткрытой двери стоит медсестра, которая увидев, что я иду в ее сторону, добродушно пропускает

меня внутрь.

К своему облегчению, успеваю услышать, что с дочкой все в порядке.

Дочкой…Капец…До сих пор не привычно…

Мне казалось, что я был готов к нашей с Олесей встрече в любом формате, но войдя в кабинет, получаю удар “ в солнышко”, потому что красные, заплаканные глаза и покусанные губы потрошат моё нутро. Ее, что…обижали тут?

Рядом с Олесей сидит бесячий тип в черном пиджаке.В нем я без труда узнаю директора шараги и мне до пизды, какие требования он предъявил Семёновой. Я здесь, чтобы помочь ей и хер кому дам девчонок в обиду.

Мне конечно самому очень интересно, как она прозевала ребенка, но с этим я разберусь позже.

Сжав челюсти оглядываю пространство, пытаясь понять, что тут блин вообще творится.

На Леське еще, как назло моя рубашка и от этого факта я немного торможу…Просто слишком много вводных и воспоминания как-то сами выползают наружу.

— Вы кто? — спрашивает меня мужик в форме.

Кажется, я был готов к такому разговору, потому что когда раскрываю рот мой голос звучит уверенно.

— Я отец девочки — произношу, не сводя изучающего взгляда с Леськиных заплаканных глаз.

Мне хочется сказать ей, что-то до банального стандартное, мол: ты же не думала, что я откажусь от нашего ребенка, но…

На этом моменте весь пазл плавно рассыпается на мельчайшие детали, потому что ее глаза удивленно округляются, а мужик сидящий рядом шумно усмехается.

Перекидываю своё внимание на него, и по нахальной роже считываю гребанную подставу.

Я что, малость заплутал в своем анализе?

Тишина плавно заполняет комнату становясь осязаемой.

Олеся виновато опускает голову и этот жест ставит все точки над “и”.

Да ладно, блять… Это, что выходит… Леська с этим хером мутила?

Я сам нихера не святой, но именно сейчас, в груди что-то протяжно ноет и внезапно мне хочется этому сраному директору затолкать в его задницу его же член!

СУКА!

Опустив голову, болезненно давлюсь собственными выводами.

Вот так значит, блять... С ним значит спала?

И вот... Это ж нормально вроде, что меня так скрутило?

Может от того, что с большой вероятностью это происходило в параллель с тем временем, когда мы с Леськой были в отношениях и я был уверен, что кроме меня она ни с кем не трахается?

Запрокинув голову, всасываю в себя спертый воздух и ощущаю, как ударяется о ребра сердце.

Я же сейчас получаю по заслугам, че меня так дергает?

Сам практиковал то же самое.

И все равно словно нож в спину.

Тяжело и...как-то больно что ли...

Блять…

Как же я хочу ошибаться в своих выводах...

Глава 16

Егор

— Именно поэтому в свидетельстве о рождении девочки в графе “отец” стоит прочерк ...

Эти слова мне прилетают из-за спины ведь пока я в широком больничном окне разглядываю Леськино мутное отражение, в кабинет заходит еще один опер.

У меня нет никакой личной неприязни к парням из этой профессии, но сейчас я сжимаю челюсть.

Взгляд директора меняет оттенки и мне блять совсем не хочется в нем разбираться. Решаю немного ослабить свои выводы, иначе сам охереть, как запутаюсь.

Упав на свободный стул, предлагаю операм озвучить мне версию произошедшего, но тот, который зашел позже щетинится и посылает меня к чёрту.

На Олеську я спецом не смотрю, чтобы не дать ее панике разрастись.

Я-то знаю, что в моем арсенале есть самое действенное оружие, которое способно решить абсолютно любой вопрос, главное как-то слить лишнего свидетеля.

Скосив глаза, наблюдаю, как размашистыми движениями директор расписывается в бумагах.

— Ваш паспорт — требует