что в ультимативном порядке потребовали удалить из дома воспитателя сына. Почувствовав мое сопротивление, усугубили — подсунули фотки. Чтобы, значит, наверняка. И что же я делаю? То, что они и хотели! Вот уж фиг! Хотя бы потому, что это зачем-то надо им!»

Я вскочила и уселась посередине кровати. Прямо передо мной лежала проклятая пачка. Я зажмурилась, чтобы не видеть.

«Стоп, опять не так! Болек орал на Лелика за какой-то прокол. Может, действительно все дело в этих фотографиях?»

Я набралась мужества и приоткрыла один глаз.

Да на этой фотографии волосы у Ивана были много короче теперешнего. На остальное я просто-таки не могла смотреть. Он, мой, и в объятиях какой-то пышногрудой девицы!

«Господи! Ну почему ты так обидел меня с бюстом? В старом анекдоте то, что сумело отрасти у меня, рекомендовали зеленкой прижигать!»

Я потянулась и одним пальчиком сдвинула верхний снимок. С ней же. Поза еще выразительнее.

«Боже! Как же он красив! Сволочь!»

Я просмотрела всю пачку. Ивана поймали всего с тремя дамочками. Причем только с одной из них, той грудастой, фотографии были такими впечатляющими — остальные снимки оказались значительно более пристойными и менее качественными. Поцелуи, объятия, съемка через оконное стекло — все размыто, лица, позы лишь угадываются, хотя и достаточно понятны и узнаваемы. Последние фотографии и вовсе привели меня в замешательство. Судя опять-таки по длине волос Ивана, они были самыми свежими. Да и эту майку, что была на нем тамошнем, я знала — он носит ее сейчас, даже сегодня в ней.

На этих снимках было запечатлено посещение твердым гетеросексуалом Ивановым, что, кстати, убедительно доказывалось всем предыдущим фотоматериалом, некоего клуба. Вывеска читалась более чем ясно: «Голубая луна». На первой фотографии он входил в подъезд, на второй, сделанной через стекло все того же подъезда, его нежно обнимал за талию какой-то типчик, к которому Иван доверительно склонялся с высоты своего роста, на третьей они удалялись в глубину здания по-прежнему в обнимку.

Бешенство опять обуяло меня. Я подхватилась и уже через минуту трясла перед его античным профилем новыми доказательствами вины.

— А это… А это! Это тоже не сейчас? Тоже до? — я задохнулась, не находя больше слов.

Он взглянул удивленно.

— Так ты только сейчас увидела?

— Я хоть и люблю порнографию, но не до такой степени!

Он внезапно рассмеялся. Как-то очень ловко и быстро перекинул меня через плечо и легко понес обратно наверх. Я орала, колотила его по спине, но он лишь, все еще посмеиваясь, напомнил, что Вася недостаточно далеко и может услышать.

— И что же он тогда подумает о нас с тобой?

— Не знаю, что подумает он, а вот что о себе воображаешь ты?!

Негодяй игнорировал мой выпад и, щелкнув выключателем, внес меня в ванную, но стать на ноги позволил только после того, как пустил воду.

— А теперь послушай, маленькая ревнивица. Это… — он выдрал из моих пальцев пачку фотографий и сунул мне под нос одну из них — ту, где он был с высокой русоволосой женщиной, приблизительно моей ровесницей. — Кстати, где ты только взяла эту дрянь? Так вот, это Анна. У нас был долгий, но какой-то грустный роман еще там, в Энске. Я тогда был совершенно раздавлен своим несчастьем, а она… Она замужем. Мы расстались друзьями, когда я собрался ехать в Москву. Это, — он сунул мне следующий снимок, — Катя. Я переспал с ней в поезде — после одной из станций оказались вдвоем в целом вагоне. По приезде в Москву расцеловались на перроне и простились навсегда. Сей душещипательный момент, как видишь, и запечатлен. Это, — теперь пришла очередь той самой грудастая, — Оксана. У нас случился бурный, но очень короткий роман уже здесь, где-то год назад. А вот это… — его палец уперся в снимок с «Голубой луной». — Это уже серьезно, потому что именно через это милое заведение лежал мой маршрут к дяде Вене, который ты же мне и передала на той бумажке. Теперь можешь закрыть рот и слушать внимательно. Я уже сказал, что позвонил Вениамину Константиновичу. Он ждет нас обоих. Действовать будем так. Я уйду, словно ты действительно выгнала меня, и постараюсь добраться до Болшево так, чтобы никто не проследил. Возможно, тем же способом, что и раньше. Так что не убивай меня, если тебе опять шепнут, что я ходил любоваться на голубую луну. Ты же бери Васю и отправляйся к отцу. Пусть он довезет тебя до Пряничникова, как прошлый раз. А Васильку… Васильку давно пора познакомиться с бабушкой.

— Постой… Погоди…

— Некогда. Железо следует ковать, не отходя от кассы. Классику должно знать, дурочка, — он не удержался и поцеловал меня. — Ох, ну ты и ревнуешь! Еще немного, и мы оба попали бы в криминальные новости.

Я тихо хмыкнула:

— Это я попала бы в новости, а ты в морг, фотомодель фигова, — потом не удержалась и добавила мстительно. — А у этой твоей Оксаны толстая задница!

Он еще смеялся, когда я, вполне довольная собой, открыла дверь ванной и покинула его общество.

Глава 17

Через четыре часа я уже устроилась в багажнике отцовского джипа, сжимая в руках сумку, в которой лежали треклятые фотографии и заветная флешка с Леликом и Боликом. Взволнованный и слегка перепуганный Василек остался с моей мамой, надо сказать, ошеломленной этой внезапной встречей значительно больше его самого.

Лицо отца, как и лицо Ивана, носило следы их недавнего знакомства. И это меня порядком удивило, потому что родитель мой, хоть и был уже пенсионером, оставался серьезным противником для любого, даже много более молодого и достаточно сильного мужчины.

Доехали быстро и без приключений. Молчали. Дядя Веня и Иван уже ждали нас. Отец пожал руку Пряничникову и демонстративно проигнорировал моего Ванечку, который только усмехнулся и потер челюсть.

— Что, еще болит? — ядовито поинтересовался отец.

— Да не очень… А как ваш нос?

Папуля глянул гневно, но поутих, когда за спиной услышал тихий, полный явного удовольствия от воспоминаний смех приятеля.

— Ох, Машуня, такую ты сечу пропустила! Пальчики оближешь. Хорошо, что у меня мебели почти нет. Ну, давай твое…