В каком-то смысле наша жизнь похожа на фильм, а зрители — это люди, которыми мы себя окружаем. Что-то подсказывает мне, что мой фильм чертовски предсказуем.

Печальная девушка грустит.

Печальная девушка переезжает в новый город, где все ее ненавидят.

Печальная девушка поддается мучениям и ведет унылую, ничем не примечательную жизнь.

Конец.

Возможно, моя капитуляция, когда Энди бросил меня в озеро, была безрассудной попыткой закрутить сюжет. Все предсказывали, что я вынырну из воды и доберусь до причала. Они думали, что я отряхнусь и буду выкрикивать непристойности в лучах заходящего солнца, выпятив грудь и сжав кулаки, и мое жалкое существование будет продолжаться в том же духе.

Но я ничего этого не сделала.

Я утонула.

Я удивила всех, позволив себе утонуть.

Выкуси, предсказуемость!

В конце концов, предсказуемость — это не что иное, как похититель острых ощущений.

Закинув ноги на скамейку, я наблюдаю, как солнце отбрасывает бледные полосы света на поляну, а ветви деревьев создают пляшущие тени на участках травы и земли. Шаги раздаются в нескольких футах от меня, хруст веток под ботинками заставляет меня повернуть голову.

Через несколько секунд в проеме появляется Макс, и я проклинаю свое глупое сердце за то, что оно, черт возьми, только что сделало. Какой-то странный скачок.

Может, мне нужно записаться на ЭКГ?

Я захлопываю книгу и сажусь прямо.

— А вот и я, удовлетворяю твою зловещую просьбу встретиться с тобой на поляне после школы.

Он все еще в своей толстовке с капюшоном, рукава закатаны.

— Прости, что прозвучало зловеще.

— Не стоит. Именно это меня и подкупило.

Его губы подергиваются.

— Пойдем. Я хочу тебе кое-что показать.

— О, тоже зловеще. — Я вскакиваю со скамейки, готовая и нетерпеливая. — Запишите меня.

На его лице появляется широкая улыбка, и парень опускает голову, как будто пытается ее скрыть. Черт, это даже мило. Особенно когда он взъерошивает волосы и поднимает на меня глаза.

Я сглатываю, отгоняя эти непрошенные мысли.

Затем наклоняюсь, чтобы достать рюкзак и засунуть в него книгу, после чего застегиваю молнию. Прохладный ветерок ласкает мою кожу, а несколько усохших на солнце листьев порхают вокруг нас, словно осенние снежинки. Макс смотрит на меня, пока я закидываю рюкзак на плечо.

— Что? — спрашиваю я.

Парень делает неуверенный шаг вперед и протягивает руку, вытаскивая золотисто-зеленый лист из моей спутанной гривы волос. Немного замешкавшись, он медленно разжимает пальцы.

— Следуй за мной, — говорит Макс, прежде чем развернуться и уйти.

Инстинктивно я провожу пальцами по волосам, к которым он только что прикоснулся, прежде чем побежать за ним.

— Куда мы идем?

— В Мексику.

— О, я люблю чилакилес.

Я смотрю на него снизу-вверх, пока мы двигаемся в тандеме, замечая его откинутый капюшон и темные рукава, закатанные до локтей. Поношенные и выцветшие джинсы обтягивают две длинные ноги, а его ботинки с потертостями и пятнами грязи вздымают гравий рядом со мной.

На дворе ноябрь, и погода стала прохладнее. Осенью в Теннесси наблюдается широкий диапазон температур — от жаркой и влажной до прохладной и морозной. Сегодня — около пятидесяти по Фаренгейту, что, на мой взгляд, просто идеально. Моя бледная кожа плохо переносит палящее солнце, и мое предпочтение толстовок и уютных свитеров всегда было неуместным в этом штате. Честно говоря, я бы, наверное, не полюбила Мексику. Пляжи грязные и полны потных людей, а песок — это жестокая природная версия блесток.

Я мечтаю когда-нибудь перебраться в северную часть Мичигана, где лето спокойное, зима холодная, а снег сверкает, словно бриллианты.

Когда мы приближаемся к береговой линии озера Теллико, я уже знаю, для чего он меня сюда привел.

— Мы будем пускать «блинчики», да?

— Ты принесла камень со своей тумбочки?

Да, он у меня в заднем кармане.

— Нет.

— Ну и ладно. Найдем много других. — Он поворачивает к берегу озера и осматривает землю в поисках камней, которые можно было бы запускать. — Ты говорила, что брат пытался тебя научить?

Мое сердце замирает. Он так легко затронул тему моего брата, как будто это не огромный обезумевший слон в комнате, несущейся на нас. Переминаясь с ноги на ногу, я киваю.

— Пытался. Он говорил, что это как танцы — все дело в ритме и плавности движений. — Я пожимаю плечами. — Я ужасный танцор, поэтому результат не был неожиданным. Они все просто плюхались в воду.

Присев на корточки, Макс на долю секунды поднимает на меня взгляд.

— Расскажи мне о нем.

— Что? — Я моргаю. — О моем брате?

— Да.

— Эм… — Приглаживая волосы, которые треплет прохладный ветерок, я переминаюсь с ноги на ногу, не зная, как ответить. — Я уже рассказала тебе, что случилось.

Макс выглядит невозмутимым.

— Я хочу знать не это, — говорит он, подбирая серо-коричневый камешек с кучки гравия и поглаживая его подушечкой большого пальца. — Расскажи каким он был до.

До.

Никто никогда не хотел знать о том, что было до случившееся. Всем наплевать. Они хотят знать только о том, что было после… о монстре, а не о человеке.

Монстры интересны. Мужчины обычны.

Мужчина — предсказуемый персонаж истории, а вот монстр…

Монстр — это захватывающий поворот сюжета, который заставляет вас переворачивать страницы.

Вдыхая свежий воздух, пропитанный отдаленным дымом костров, я присаживаюсь на корточки рядом с Максом и собираю в ладонь несколько камешков.

— Джона был моим лучшим другом, — признаюсь я. — Он любил меня. Очень сильно. Было время, когда я была уверена, что он сделает для меня все, что угодно, но оказалось… это не так. — Все, чего я когда-либо хотела, это чтобы он всегда был рядом со мной. А теперь мне даже запрещено прикасаться к нему.

Макс изучает меня, перекладывая свои камни из руки в руку, пока слушает.

Я продолжаю:

— Он на четыре года старше меня, но это не мешало нашей связи. Думаю, это сделало ее только сильнее. Он был мудрее меня. И научил меня многому. Он любил играть на гитаре и читать очень нудную литературу, которую пытался пересказать мне. Ему нравилось ходить в походы в Смоки-Маунтинс… О, и еще он любил готовить по самым сложным рецептам, которые только существуют, просто чтобы сказать, что у него получилось. — Я слегка хихикаю, воспоминания вспыхивают, как светлячки в сумерках. — Джона говорил, что любовь побеждает все, и чтобы я всегда помнила, что он любит меня, когда жизнь становится трудной. Все остальное не имеет значения, когда у тебя есть такая любовь. Это были глупые слова, и они заставили меня возненавидеть любовь. Она превращает сердца в