тебя каждая красивая девушка на улице – повод подкатить и подраться за нее же с ее ухажером. Выводы-то не поспешные? Или тут запретный плод сладок?

– Не в запретах дело. У меня екает, понимаешь? – говорю ему. Он должен понять, у него же тоже екало. – Никогда не было такого. Я не смотрю на нее как на просто красивую девчонку. Все иначе как-то, не могу понять как. Она мне сразу понравилась, но я думал, как обычно, проходящий вариант, отпустит быстро. Не отпустило. И эти четыре дня с ней рядом… Пипец, блин, я как школьник рядом с ней расплываюсь. Чё это, а?

– Ну, спроси ты у меня подобное год назад, я бы сказал, что ты умом тронулся, – ржет он. – А сейчас скажу, что, походу, реально влюбился. Но цель ты выбрал себе, конечно… Не для слабаков.

– Не выбирал я! – психую на него почему-то. И не цель она… Плохо звучит. – Оно само все как-то.

– Ну, удачи тебе, что я скажу? Если что, тебе венок из каких цветов заказывать?

– Да пошел ты! – закатываю глаза. Бесит.

У нас вообще в команде выражение уже много лет от Савы есть, все его знают, всегда работает. Оно было первым, что я вспомнил, когда подумал о Диане.

«Если ты задумался, что влюбился, – ты влюбился». ©

И вот дурость вроде, а работает!

– Остановка пятнадцать минут, разомните кости, – говорит нам всем Палыч.

Мы тормозим на какой-то заправке на трассе, все разбегаются как тараканы размяться, сходить в туалет или купить что-нибудь пожрать.

Машинально иду за Дианой, которая сонно топает к прилавку со сладостями. Мне пока самому интересно наблюдать за своими эмоциями при виде ее, но улыбка сразу как у идиота появляется.

– Доброе утро, – останавливаюсь позади нее и шепчу негромко, но она все равно вздрагивает.

– Блин, Горин, напугал! – ворчит она, тут же зевая. – Чего тебе?

– В очереди стою, – ухмыляюсь.

– А, проходи, я ничего не буду, – она так смешно выглядит сейчас. Сонная, как воробушек, складывает руки на груди и сжимается в комочек. Я снова цепляюсь за то, что она в моей толстовке, только пропахла та уже полностью Дианой. Запах шоколада и клубники, божественное сочетание.

Она уходит от прилавка, так ничего и не купив. Бестолковка, судя по всему, питается черт-те как, не первый раз уже замечаю.

Покупаю несколько шоколадок, на которые она смотрела, и бегу на улицу искать ее.

Она стоит недалеко от нашего автобуса ровно в той же позе замерзшего воробья, как будто бы спит стоя. Желание срочно ее обнять как-нибудь вообще объяснимо или нет?

Вообще, происходит что-то ненормальное, по сути, что такого случилось, что меня в секунду переклинило? С другой стороны, тот крик поддержки во время игры… Это не просто дорогого стоит, это стоит всей жизни.

– Не спи, замерзнешь, – подхожу к ней и натягиваю на ее голову капюшон, пряча от ветра шею. Все еще не жарко, особенно вечерами. – На, лопай.

Протягиваю ей шоколадки, а она смотрит на них как завороженная и почему-то не берет.

– Это что?

– Шоколад, познакомься, сладость такая, – закатываю глаза.

– Очень смешно, – фыркает она. – Почему ты его принес мне?

– Господи, дай мне сил, а! – говорю я, поднимая голову. – Когда человек что-то дает другому человеку, это означает, что он хочет ему это отдать, понимаешь? Обычно это в самом детстве еще объясняют, но раз нужно сейчас, то…

– Иди в задницу, блин, я серьезно! – психует она, сводя брови к переносице и неожиданно шлепая меня по груди. – Я не просила покупать мне шоколадки.

– Ну выкинь, – пожимаю плечами и запихиваю ей их в руку, потому что иначе мы тупить будем до послезавтра. Уважаемое сердце, ты не могло на кого-нибудь более сообразительного ёкать, а? – Ты не просила, а я захотел. Это несложно.

– Не смей влюбляться в меня, Горин, ты прекрасно знаешь, что это ничем хорошим не закончится, – выдает она мне. И смотрит ровно в глаза, зараза такая, больно-больно раня этими словами в самое сердце, даже не подозревая, что я уже…

– Пф, – делаю вид, что она сморозила глупость, а внутри себя надеюсь, что она не слышит бешеный стук моего немного ушибленного теперь сердца, – шоколад не равен любви, Громова, – копирую ее, называя по фамилии. – Может, я подружиться хочу?

– Я на всякий случай предупредила, – говорит она и наконец-то открывает одну из шоколадок.

Решаю не отвечать. Я понимаю, зачем она это сказала, но еще сильнее понимаю, что адекватного ответа из меня не выйдет уж точно. Глупостей могу наговорить, потому что придурок, именно поэтому выбираю молчать.

Так и стоим молча. Она лопает шоколадку, прикрывая глаза от наслаждения, а я влюбляюсь в нее еще сильнее. Романтика, чтоб ее…

– Три минуты – и едем, – звучит голос Палыча, и он тут же появляется около нас. – Так, Горин, – басит вдруг, а потом замирает. Смотрит на меня, на Диану, на шоколад в ее руках и на капюшон на голове.

– Я!

– Ничего, – выдает внезапно, – живи пока. Давайте по местам.

Не знаю, что это сейчас было, но яйца мои пока на месте, а это уже плюс. Кажется.

А дальше мы едем уже до Москвы без остановок, просто тупо спим. Приезжаем в полночь, у ледового дворца, как обычно, толпа девчонок, встречающих своих «Фениксов». Никогда не парился по поводу того, что меня никто не встречает и не провожает. Это у всех загоны какие-то были по этому поводу, что там все с девчонками, а кто-то без, страдали ходили… Вроде как не в этом счастье, не?

Но мы выходим из автобуса, и я вдруг понимаю, что в этом. Картина маслом: приехали все! И с шарами стоят, и кричат поздравления.

Маленькая Лизка стоит и кутается в огромного размера свитер, кажется, это Савы, поглаживая такого же огромного размера живот. Шутка о том, что это тоже Савы, вертится в мыслях, но не решаюсь ее даже там закончить. Рядом с ней Колосова, обнимает и гладит по плечам, потому что коротышка отчего-то рыдает взахлеб. А когда Сава к ней подходит, слышу почему. Соскучилась, говорит, очень.

– А Аришка где? – спрашивает у своей Колосов.

– Мама твоя осталась побыть, а я к тебе сюда, – хихикает она.

Аленка наша, пусть и не наша уже давно, а женских команд, но все равно наша, висит на Сереге, точно как Ленка на Сане. С трудом отцепляю ее, чтобы поздороваться: мы дружим. И прицепляю обратно, пусть обнимаются.

Ковалевы и так вместе были, этим больше всех повезло, а