— Ян, может, ты приедешь? — вдруг всхлипнула она.

— Что-то случилось?

Я знала, что Никита все еще в больнице. Мама не рассказывала мне подробности. Но вроде бы ему все же поставили диагноз — какое-то поражение сердца — и лечили воспаление. Наверное, Ольга пропадала с ним все время, и маме стало не с кем поговорить.

— Ничего, просто… столько всего случилось за это время. Я бы хотела тебя увидеть.

Идея съездить домой неожиданно понравилась, хоть и напоминала тот же самый малодушный побег от всех. Еще один тоннель в аквариуме.

— Хорошо. Давай приеду завтра…

Мобильный завибрировал, и я, глянув на экран, быстро попрощалась с мамой. Мне звонила Ива.

— Яна? — пропыхтела она в трубку. — Я на операции была. Что-то случилось?

— Привет, Ива, — пролепетала я. — Ничего. Я просто… Ты сказала, можно звонить. Я хотела спросить, как у Игоря дела.

Она молчала долго, прежде чем ответить.

— Так себе. Скорее плохо.

— Что такое? — В груди обожгло адреналином, и я задохнулась воздухом.

— Хочешь встретимся?

Мир отказывался быть похожим на аквариум, предлагая мне совсем другие маршруты.

— Д-д-да…

— Хорошо. У меня смена заканчивается через три часа. Адрес я скину. Заодно расскажешь, как сама, да?

— Конечно, — пообещала я на вдохе, и Ива отбила звонок.

Я замерла, отстраненно замечая, что передо мной закрылись дверцы нужного троллейбуса.

Глава 16

— Умение твоего брата ускользать от наказания впечатляет, — досадливо процедил Давид, чиркая зажигалкой.

Я последовал его примеру и впервые за долгое время почувствовал вкус табака. Во внутреннем дворе больницы было тихо. Никто не рисковал высовывать нос, пока я тут проветривался.

— У него был допуск на допрос. Все, за что я могу его притянуть — несогласование с лечащим врачом встречи со свидетельницей. Но тут он брешет, что навестил Яну как твой родственник…

— Молодец какой, — равнодушно выдохнул я вместе с дымом. Но, поймав напряженный взгляд Давида, покачал головой. — Я не знаю, что тебе сказать.

— Игорь, такое нельзя спускать с рук, — нахмурился он. — Стас — угроза. Не только тебе. Он занимает не последний пост в следственном, и его заслугами можно было бы гордиться, не твори он такой черни по отношению к тебе.

— Ну, может, отец и гордится…

— А отец знает, что ты попал в больницу?..

— Я не говорил.

— А о том, что Стас — такой мудак?..

Меня передернуло, и Давид прищурился.

— …Ты что, покрываешь его?

— Просто считаю, что одного разочарования отцу достаточно, — нехотя выдавил я. — Слушай, спасибо, что заехал…

— Черта с два, Князев, — неожиданно перебил меня он. — Я не буду извиняться, что лезу к тебе в душу. Но кому-то, очевидно, надо. Ты что, считаешь, что заслуживаешь все это? Что женщину ты свою не подпускаешь, что пашешь здесь, как зомби с утра до вечера?

— Смотрю, Всеславовна тебе хвост накрутила, — усмехнулся я.

— Ты никого не слушаешь. Оно и понятно, тебе попробуй слово против скажи, считаешь себя умнее других…

— Немного, — горько усмехнулся я.

— Знаешь, когда события прошлого начинают угрожать жизни тем, кто тебе дорог в настоящем, с ними нужно разобраться до того момента, как принесешь им в жертву все…

Я дернул грудной клеткой, чувствуя невероятную тяжесть, набухшую внутри.

— Я виноват в смерти матери, Давид. Стасу есть за что меня ненавидеть. Я не общался ни с ним, ни с отцом последние годы ее жизни…

— Что они такого сделали? — протянул он мне еще одну сигарету.

— Ничего. Мы выросли порознь. Я — тут с матерью. Стас — с отцом в Подмосковье. Родители поделили нас по какому-то признаку. — Я поджег очередную сигарету, наполняя легкие дымом, а душу воспоминаниями. — Я отнял мать у Стаса задолго до ее смерти.

Казалось, я и не видел Стаса с отцом. Какое-то время моего детства наша семья еще собиралась по выходным. Потом родители совсем разошлись. Тихо, без конфликтов и душевных надрывов. Наверное, за это спасибо отцу — сумел принять, что выбранная им женщина так и не стала его. Так бывает. Почему-то только сейчас мне стало интересно, как это отразилось на нем самом. И как он смог жить дальше.

— Ты не виноват, что родители вас разделили.

— Я виноват в том, что меня это устроило. Чем больше я смотрел на результаты зверства оборотней, тем меньше мне хотелось связывать себя с ними. Мне нравилось быть человеком, Давид. Но чем больше я им был, тем меньше признавал себя настоящего. Я потерял контроль. Я не знаю, на что способе в непривычных условиях.

— Это не повод отказываться от Яны.

— Я не отказываюсь. Я помог отказаться ей.

— Ты говорил с ней?

— Нет.

— Так откуда ты знаешь?

— Давид, — раздраженно прорычал я. — Яна… она привыкла быть всем должной и не умеет выбирать себя. С нее станется решить, что она должна мне что-то, а я не смогу отказаться и не принять эту ее жертву.

— Дело ведь не в этом.

— Не только. Я боюсь, что она выбрала не меня.

— Слушай, отношения — это не хирургия, многое можно исправить…

Я вздохнул.

— Я так и не послушал твою историю.

— Я тебя удивлю, — усмехнулся он.

— Тебе есть на кого потратить время с большей пользой, — улыбнулся я слабо. — Спасибо, Давид.

— Поехали, посидим выпьем, — покачал он головой. — У тебя тоже проблемы с определением собственной значимости для других. Я хочу, чтобы ты вылез из всего этого.

Я задумался на пару мгновений и кивнул. Наверное, стоило все же выйти в прежний мир, чтобы посмотреть, как он там… без меня. Я оставил Давида на улице, а сам вернулся в раздевалку, чтобы собраться. На зазвонивший мобильник бросил беглый взгляд и отвернулся к шкафчику. С Розмухом мне хотелось говорить сейчас меньше всего. Но что-то внутри потянуло так, что едва не лопнуло, и я все-таки ответил на звонок, уставившись в темное нутро шкафа.

— Игорь Андреевич, Павел Петрович Розмух беспокоит.

— Слушаю.

— Как вы, Игорь?

— Бывало лучше.

— Я звоню узнать, заедете