с места, а я пытаюсь хоть немного перевести дыхание. На нас с Димой свалилось неожиданное наследство в виде четырёх квартир. Оказывается, отчим оформлял недвижимость на Адама и меня, полагая, что никто не узнает о его махинациях. Отчима посадили. Мы продали квартиры, поделив деньги на двоих. Сначала хотели оставить квартиру папы, но оба осознали, что тяжёлых воспоминаний слишком много. Видеть эти стены не хотелось совсем.

Теперь у каждого из нас есть своё жильё в новостройке в одном доме, но на разных этажах. С хорошим ремонтом и чистой, светлой аурой. Только мы все слишком сильно любим дом родителей. Любим оставаться на ночь, обожаем проводить время всей семьёй. Каждый из нас цепляется за то тепло, что дарят мама с папой, ведь когда-то мы его недополучили. А родители только счастливы видеть нас в своём доме.

Машина останавливается у дома. Адам выскакивает из неё, огибает и подаёт мне руку, помогая выйти. С каждым новым шагом к квартире я дрожу всё сильнее. От нетерпения. Предвкушения. Страсти и желания.

Хлопает дверь. Адам прижимает меня к ней, шепчет у щеки:

— Если доверяешь мне, не останавливай.

— Доверяю больше, чем самой себе.

Мои дальнейшие слова тонут под натиском властных, напористых и захватнических губ. Адам подхватывает меня на руки и несёт в комнату. Я оказываюсь на кровати, а одежда стремительно исчезает с меня. Прохлада простыней под спиной совсем не отрезвляет. Напротив. Контраст температур заставляет дрожать от нетерпения ещё сильнее.

Его рельефной тело прижимает меня сверху. Поцелуи рассыпаются по щеке, шее, ключицам. С моих губ срываются стоны.

Пальчиками зарываюсь в волосы на его затылке, пытаюсь удержать, когда Адам спускается жалящими поцелуями ниже.

— Моя малышка… Моя нежная девочка, такая сладкая… Моя девочка, — хрипит, падая на простыни рядом и тут же притягивая меня к себе.

Слов нет. Я беру ладонь Адама, прижимаюсь к ней щекой и затихаю. Смотрю в обожаемые глаза напротив и знаю одно — счастливее меня нет никого на свете.

Август

— Дети, у нас для вас потрясающая новость — мы с вашей мамой ждём ребёнка.

— Кхм, — Дима кашляет и чешет затылок, — дело в том, что мы с Ксюней тоже.

Все тихо смеются, а потом переводят взгляд на краснеющую меня.

— Милая, а ты ничего не хочешь нам сказать? — спрашивает мама.

— Мы тоже, — я скромно улыбаюсь.

Разве это не чудо?

Бонус

Неухоженная женщина, под глазами которой залегли чёрные синяки, дрожащими от нетерпения пальцами открывает письмо, чтобы тут же с ненавистью уставить на фотографии.

— Чёртова девка, чтобы ты горела в Аду, — выплёвывает, смотря на фото, где её сын и дочь счастливо улыбаются.

Дочь в свадебном платье, рядом с ней высокий жених, который обнимает девушку слишком собственнически. Рядом с дочерью темноволосая девушка. Тоже в свадебном платье. Сын женщины бережно держит её пальцы в руке.

— Мерзкие твари, — шипит и рвёт фото.

Хватает следующую, где оба её ребёнка в церкви. Венчание. И сын, и дочь. Счастливые. Умиротворённые. Вторую фотографию постигает та же участь, что и первую. Мелкими кусочками она оседает на пол.

На третьей фотографии её дети крестят малышей. Женщина смотрит на счастливую семью, которая стоит у церкви. Пара среднего возраста, на руках у мужчины серьёзный мальчуган, похожий на отца. Справой стороны от них стоит темноволосый парень и голубоглазая блондинка. На руках у девушки маленький ангелочек в белом платье. Слева стоит блондин, похожий как две капли воды на сестру, обнимает брюнетку одной рукой, а другой держит сына, который недовольно смотрит в камеру исподлобья. А посередине стоит священник. Тот самый священник, из-за которого весь план провалился.

Женщина кричит, рвёт письмо и все фотографии. Она в ярости.

Одна из соседок по камере поднимает с пола четверть фотографии, рассматривает её.

— У тебя дочь замуж вышла? — спрашивает с улыбкой.

— Да эта тварь… — из уст женщины льются проклятия.

Она кричит о том, что плохо детей воспитывала. А вечером того же дня её находят со сломанными рукой и носом, заплывшими от синяков глазами на её койке.

Мать всегда должна оставаться матерью в любой ситуации.

А что касается Евгения… То с ним сделали то же, что делал он с несовершеннолетними. Только в разы, в разы хуже. Но это уже совсем другая история…