опустил взгляд, а после положил руку на запястье Итана и обратился к нему:

— Я очень хочу помочь тебе, мой мальчик. Ты всегда был мне как племянник. Тебе наверняка больно обо всем этом узнать, но с этой минуты я обещаю, что буду предельно честен с тобой. Лжи вокруг уже было достаточно. Элайну не удалось уберечь, но помочь тебе и остановить Чейзена еще можно. И мы найдем способ это сделать.

Я вспомнила, как меня однажды утешала Лара, также говоря, что все получится, применяя слово «мы». Это чувство единства согревало.

— Ненавижу… — склонив голову, тихо прошептал Итан, и в голосе сквозила неподдельная ненависть.

— Прости меня, — снова начал Альгерон, но Итан перебил его.

— Нет, Артур, не вас. Я ненавижу отца. Оказывается, я не только сейчас слеп, а всю жизнь был таким, — он издал нервный смешок, вызывающий мурашки по телу, — даже не видел того, что происходило. Не знал о том, что мама была с отцом не из-за любви. Не знал, что я послужил причиной того, что она осталась с ним. Не знал, что вы с мамой… Боги, да я даже не подозревал ничего. Марта права, все было слишком очевидно, но не для меня, судя по всему. Я видел лишь обычных родителей, а каждому ребенку хочется думать, что его семья создана по любви. Я видел, что мама иногда грустила, но не знал, от чего. Дурак слепой. И уж точно я не знал, что отец маму…

Он осекся, не в силах произнести страшную фразу, но мы с Артуром поняли, что он хотел сказать. Отец маму убил.

— Понимаете, он же действительно был в ужасном состоянии. Мы вместе с трудом проживали наше семейное горе. Я даже подумать не мог, что отец притворялся. Понятно, чего он так обозлился на меня, когда я решил защитить вас, Артур. Он посчитал, что и я предатель. Будто вы дважды отняли кого-то у него. Не понимаю только одного: почему он не убил меня, раз для него это пустяковое дело, оказывается.

Снова возникла тишина. Каждый в комнате погрузился в свои мысли. Ни я, ни Итан не стали обвинять Альгерона в том, что он на самом деле обратился к некромантии. Да, это было строго запрещено, но без темной магии в данном случае никто бы не узнал правду. Я не ожидала, что она окажется такой горькой, но это лучше, чем тонуть во лжи.

Внезапно раздался настойчивый стук в дверь. Мы с Альгероном переглянулись.

— Вы ждете кого-то? — с тревогой в голове спросила я.

— Нет, никого, — на лице ректора мелькнула растерянность.

Стук продолжился, поэтому Артур, неохотно поднявшись с места, направился в коридор, чтобы открыть.

— Добрый день, мистер Альгерон. Страж Хеймс. Меня направили к вам домой с целью обыска квартиры на предмет подозрительных предметов. Прошу впустить меня.

Услышав это, холодок пронесся по спине. Я тут же подумала о сережках в спальне.

— Разве об этом не должны были предупредить меня? — недоверчиво поинтересовался Альгерон.

— О таком не предупреждают, иначе есть вероятность, что вы избавитесь от улик. Думаю, вам прекрасно известны правила, мистер Альгерон. Или вам есть, что скрывать?

Голос стража звучал так надменно и высокомерно, будто мужчина горел желанием найти что-то и был уверен, что ему это удастся.

Зная, что с коридора меня не видно, я тут же пошла в спальню Альгерона, передвигаясь на цыпочках, стараясь не шуметь и мягко ступать по полу, чтобы он не издал скрипучий звук. Пока Альгерон разговаривал со стражем, я мигом вытащила сережки из тумбочки, осторожно закрыла ее и, вернувшись в гостиную, спрятала шкатулку с украшением у себя в сумке.

Взгляд метнулся на стол, где остались медицинские принадлежности и пробирки с кровью. Совсем забыла, что это очень опасная улика! Все это я тоже быстро закинула к себе, иначе вопросов не избежать.

Почувствовав себя преступницей, я села рядом с Итаном, нервно теребя руками подол юбки, и в это же мгновение Артур со стражем явились к нам. Ректор тут же посмотрел на стол, который теперь пустовал.

— У вас гости? — спросил страж, презрительно оглядывая нас.

— Сын моего друга с невестой, — представил Альгерон.

Он не стал говорить, что мы его студенты, и это вполне логично. Так у стража могли возникнуть подозрения, что в не учебное время ректор учит студентов чему-то запрещенному у себя дома. Конечно, не стоило большого труда узнать, кто мы, но стража сейчас явно интересовало не это.

— Очень жаль, что прервал вашу беседу, — чувство вины страж явно не испытывал, — но вам придется покинуть помещение, молодые люди. Встретитесь в другой раз. Сейчас вы будете мешать.

— Без проблем, — незамедлительно сказал Итан.

Захватив трость, он поднялся и протянул мне руку. Взяв ее, я повела Итана к выходу. Мистер Альгерон пошел нас проводить, пока страж начал осматривать комнату. По взгляду Артура я видела, что он боится, но пытается не выдавать себя, напуская уверенность. Напрямую сказать ему о том, что сережки находятся в моей сумке, я не могла, так как у входа стоял еще один страж, ожидавший первого. Поэтому я решила намекнуть, подыгрывая версии с невестой.

— Жаль, что нас прервали. Но спасибо за подарок, Артур, — такое прямое обращение было непривычно, но необходимо для непринужденной фразы, — он прекрасно подойдет мне к красному платью.

И я мило улыбнулась, глядя на ректора. Брови его слегка шевельнулись от удивления, но тут же вернулись на место. В глазах отразилась благодарность.

— Рад, что угодил. Заходите, дети, — сказал он, и мы попрощались.

Какое-то время мы шли молча, боясь обсуждать услышанное. Постоянно казалось, что страж отправился за нами. Отойдя на приличное расстояние от дома ректора, я на всякий случай огляделась вокруг и, не заметив никого подозрительного, расслабилась.

— Я забрала сережки твоей мамы.

Итан, скорее всего, понял это, ведь наверняка слышал, как я ходила в спальню, но на всякий случай я решила ему напрямую сказать об этом.

— Ты правильно сделала. Я же всегда знал, что Альгерон нормальный мужик. Даже когда отец убеждал меня в обратном, я не верил. Теперь понимаю, что не зря.

— А у тебя… — немного замялась я, — нет неприязни к нему из-за того, что он любил твою маму?

Итан покачал головой.

— Неприятно осознавать, что представление о чувствах родителей оказалось ложным. Но к Артуру у меня нет неприязни. У них же это было взаимно, получается. Неприязнь у меня сейчас лишь к отцу, — думая о нем, лицо Итана тут же снова помрачнело. — Теперь я не