Полкану приходится забежать в дом и за штаны вытянуть Гермогеныча на крыльцо. Старая женщина, косясь на Полкана, входит в дом, и Полкан чувствует остатки её страха, даже когда в доме уже гудит стиральная машина и в кухне из кастрюли идёт никогда не слыханный им запах.

– Я сам всё могу, – оправдывается перед старушкой старик. – Просто интереса не было хозяйствовать.

И она тоже говорит, как будто извиняясь:

– А я смотрю, не стало вас на базаре, думаю, жив, нет.

Он отвечает:

– Да какая с того базара польза!

Она возражает ему:

– Уж не скажите! Тухью-то свою я всё же продала!

– Что продала? – переспрашивает старик.

– Девичий убор мой, с монетками. По-нашему это тухья, – объясняет старушка и отворачивается от старика, в стенку глядя, частит: – Очень полезно бывать у нас на базаре, очень полезно! В любой день ходи – никогда не знаешь, когда придёт твой покупатель!

Наутро старик просыпается в пыльной, неубранной комнате и не может понять, отчего ему хорошо. «Видно, Таисия снилась мне», – думает он. А как снилась, какой сон был – как ни старается, вспомнить не может.

В этот день он садится перебирать свои часы, вглядываясь в каждый циферблат, как будто в лицо. Он не помнит, откуда у него какие часы. Где-то нашёл, обменял, купил дёшево, кто-то отдал ему ненужные. Каждый вечер он заводит их все, чтобы ни одни не остановились за ночь. Ему хорошо спится под их тиканье, оно сливается в один тонкий и нежный звук. А наутро он прикладывает к уху то одни часы, то другие, чтобы услышать их отдельные голоса. Со всеми часами, кажется, всё в порядке. И только с теми, которые и раньше доставляли ему беспокойство, с карманными тяжёлыми часами снова что-то не так!

Он не сразу понимает, в чём дело. Стрелки движутся в обратную сторону! Возможно ли это? Верить ли глазам? Давно ли они идут так? Осторожно он открывает корпус часов, вглядывается в шестерёнки. Потом касается их пинцетом – и вдруг одна шестерёнка выскакивает, катится по столу и падает на пол. Старик с трудом опускается на четвереньки. Под столом он не может ничего найти. Там очень пыльно. Ему вдруг бросается в глаза щель между досками.

– Как так? – потерянно говорит он Полкану. – Как так?

Ни одна деталь от других часов не подходит вот к этим, карманным. Они теперь остановились намертво. И Полкан не знает, чем огорчён старик, он только чувствует, как дом заполняется тяжестью – и не вздохнуть. Вечером Полкан садится у будки выть, как по обыкновению воют собаки, и Мурка пристраивается рядом. В соседних дворах многие вторят Полкану, и он в общем хоре не сразу узнаёт голос, идущий с неба.

– Мы очень молодая цивилизация, – слышат собака с кошкой смутно знакомые слова. – Вы знаете, мы только недавно стали свободно перемещаться в пространстве и во времени! Мы только учимся пользоваться этим умением!

Полкан не сразу замечает, что с неба как будто оправдываются.

– Мы только разрабатываем наши законы! – говорит им диспетчер. – И всей планетой принимаем решения!

– Да, да! – кивают Полкан и Мурка, не понимая ещё, к чему клонит диспетчер.

Оба вспоминают вдруг, что знают о какой-то дальней планете и что Полкан уже разговаривал по ночам с кем-то в неоглядной вышине.

– Планета решила простить вас, – объявляет диспетчер. – Вы снова станете наблюдателями! А после окончания вашего земного века вы вернётесь домой. И Пры-У–6 вернётся, когда закончится его жизнь дельфина. Как раз тогда состарится его инструктор – двуногий, живущий на берегу. Правда, это будет ещё нескоро. Оба они достаточно молоды по земным меркам. Да и вы ещё очень молоды. Вашего века вполне хватит на век старика. На то, что осталось от его века.

Полкан и Мурка, ошеломлённые, сидят, прижавшись друг к другу. Обоим постепенно всё ярче вспоминаются их дом и город под куполом, и оба разом представляют своих родителей, обнимающих их возле Кабины перемещений, провожающих в дальний путь. И теперь стоишь на четвереньках, мохнатый, в снегу, а чувствуешь мамины руки на своих голых плечах! Мамам же бесполезно повторять: «На Землю – это же вроде как в спортивный лагерь! Все так ездят!»

Полкан мотает головой, чтобы стряхнуть оцепенение. О чём-то давно хотелось ему спросить диспетчера – и он вдруг вспоминает о чём.

– Для чего мы здесь с Эс-трам–1? – кричит он в небо. – И для чего в море нужен Пры-У–6? Зачем нас отправляют на дальние планеты, если мы не можем никого накормить и обогреть, не можем никого спасти? Даже друг друга нам спасать запрещено!

– Вы копите наши общие знания про отдалённые уголки Вселенной. Что делать с новыми знаниями, Совет планеты определит позже. А пока он решил, что вы достойны вернуться домой. Планета отложила все свои дела и снова стала направлять на Землю лучи – так, чтобы время снова отвести обратно, к той самой точке, когда вы забыли, кто вы и откуда, и стали просто кошкой и собакой! Надеюсь, что и в этот раз никто на Земле не заметил ничего странного, даже старик с часами.

Мурка не умеет выть на Луну, но она громко, хрипло мяукает, привлекая к себе внимание диспетчера.

– Вы сказали, что у Пры-У–6 инструктор – двуногий! – кричит она. – Значит, можно попасть на Землю и такими, да? Как люди? То-то я гляжу на старика и думаю: наверно, он тоже наблюдатель, как мы, но только мы не узнаём друг друга?

– Его слушаются часы! – подтверждает Полкан. – Я давно заметил. И ещё я думаю, что у нас он мог бы стать знаменитым игроком в фрр-фрр-семь-там-там-сто-четыре! Правда! Он просто непостижимо играет в здешние шахматы!

Он слышит, как диспетчер усмехается в неоглядной вышине:

– Инструктор у Пры-У–6 не похож на Гермогеныча. Он птица. А ваш старик – он просто человек с этой планеты. По отношению к нам, значит, из далёкого прошлого. Так бывает. Иногда люди рождаются не в своё время, и мы не знаем, чем это объяснить. Он бы вполне мог быть кем-то из нас, но никто не расскажет ему об этом.

Диспетчер усмехается, как будто совсем невесело.

– Кошки с собаками по-человечьи не говорят. Ваша задача – копить наблюдения, понятно?

Наутро старик решает наконец пойти на рынок. Полкана он ведёт с собой на поводке, Мурка бежит следом. Все вместе они видят чёрные ряды углей и обгорелых досок на снегу на месте ряда № 8 и ещё нескольких рядов. Бульдозер сгребает то, что осталось от