ног.

Папа его принёс.

Пахнет речной водой.

Лучший на свете пёс,

Но молодой.

Мир ему весь открыт:

Нюхать, кусать, трясти.

Только он спит и спит.

Чтобы расти.

Станет он ловок, быстр,

Будет катать детей,

Прыгать со мной до искр

Из-под когтей,

Будет могуч, умён,

Станет грозой врагу.

В общем, героя сон

Я стерегу.

Девушка и скрипка

Возле белой колонны в чёрном концертном зале:

Мы присели с мамой, куда нам тётеньки указали.

(Мама выдала мне пиджак и смахнула с него шерстинки

И сказала: какие кеды? Надень ботинки.)

Выходили люди, поблёскивали очками

И водили смычками, а после цокали каблучками.

А потом вышла девушка, поклонилась и без улыбки

Заиграла на скрипке.

Заиграла на узкой скрипке.

Так она играла, что я всё забыл и замер.

Так она играла, как будто я сдал экзамен,

Долетел до орбиты и вижу спину земного шара.

Так она играла, что публика не дышала.

Будто до разгадки тайны осталась самая малость.

Сердце ходуном ходило и долго не унималось.

И был строг её профиль, и тонко было запястье.

И я видел, как сквозь неё проступало счастье.

И мы вышли на воздух, и мама меня спросила:

– По мороженому?

– Нет-нет, – я сказал. —

Спасибо.

Прогулка

Квокка,

Выхухоль,

Тупайя

С пряниками в рюкзаках

В лес вошли, легко ступая,

И пошли смотреть закат.

День был свеж. Стояла осень.

Пахло хвоей и листвой.

И ходило между сосен

Солнце с белой головой.

Выхухоль сказала:

– Дамы,

Как мне нравится, когда мы

Выбираемся пройтись.

Сколько красок!

Сколько птиц!

На пригорке, на привале,

Глядя, как блестит река,

Чай по кружкам разливали

И глядели в облака.

– Девочки! —

Сказала квокка, —

С вами мне не одиноко.

Повезло мне в жизни сей

Повстречать таких друзей.

– Да уж, – молвила тупайя,

К угощенью приступая, —

Хорошо сидим втроём.

Может, что-нибудь споём?

Ёж и белка, засыпая,

А над ними чёрный дрозд

Слушали из нор и гнёзд:

Квокка,

Выхухоль,

Тупайя

Пели блюз

До первых звёзд.

Мечта

Неужели будет день,

Когда папины ботинки

Мне придутся в самый раз.

Папа скажет: «Вот, надень»,

И лукавые морщинки

Обозначатся у глаз.

Стану я суров и быстр.

Бабушку и маму в девять

Буду отправлять в кровать.

Стану, как премьер-министр,

Всем рассказывать, что делать,

Указанья раздавать.

В воздух, будто арбалет,

Упирая грозный ноготь,

Всю семью предупреждать:

– Я иду в свой кабинет.

Чур, не бегать! Книг не трогать!

Не беситься! Не визжать!

Великий день

День, когда увидел свет

Новый мой велосипед,

Должен быть в литературе

Обязательно воспет.

Он приехал к нам домой,

Чуть застенчивый, прямой

И немыслимо красивый.

И невероятно мой.

Он того, кто за рулём

Сразу делал королём.

Я на нём поехал к Тёме.

Я был, кажется, влюблён.

Мы помчались, голося,

Чтобы мне планета вся,

Вся огромная планета

об

за

ви

до

ва

ла

ся.

Возмездие

Я в Вовкину руку вцепился как клещ

В тот день накануне каникул:

Он очень сказал мне обидную вещь

И трижды противно хихикал.

Я дрался в сто двадцать ротвейлерских сил

В тот день накануне каникул.

И Вовка упал, и прощенья просил,

И хныкал, и хныкал, и хныкал.

– Ты сам это начал, – сказал я ему

В тот день накануне каникул.

– Я знаю, – он всхлипнул, – зачем, не пойму.

И больше не пикал.

Не то чтоб я прямо карающий меч,

Но в гневе я в общем-то жуток.

Пусть все, кто здоровье желает сберечь,

От гнусных удержатся шуток.

Побег

Потеплело, и цветёт

Мать-и-мачеха.

У Митюши не идёт

Математика.

Потеплело, сходит лёд,

И безветрие.

Как тут алгебра пойдёт,

Геометрия?

Гомон галок и грачей

В дом вторгается,

И Митюша, как ручей,

Низвергается —

Мимо сосен, мимо круч

Да к кочевникам!

Оставляя только луч

Над учебником.

Случай с Егором Петровичем

Геккон Егор Петрович Шеин

Был молод и самонадеян.

Он шёл походкой деловой

Над папиною головой.

Слегка небрежный, длиннолапый,

Он шёл по потолку над папой:

Плевать хотел он, как геккон,

На гравитации закон.

Уже почти что целый месяц,

То с душевого крана свесясь,

То