Рядом с ним, под новым надгробием, лежала его дочь.

– София, – сказал Джонни. – Так ее звали.

Они посмотрели на другой могильный камень. На нем стояли даты рождения и смерти. И короткая надпись.

– Я пересчитал надгробия, – сказал Джонни. – В ту ночь, которую провел здесь. Три для тех, кого повесили. – Он указал на небольшие, едва обработанные камни у основания громадного дуба. – И сорок три для потомков Айзека Фримантла. Теперь уже сорок пять. – Перед ними стояли ряды суровых каменных надгробий. – Если б Айзека убили, повесили, как других, никто из них не жил бы и не умер.

– Твой прапрадед был исключительный человек. – Кэтрин помолчала. – Как и твой отец. – Джонни кивнул, потому что не мог произнести ни слова. – Я никогда не видела Кена Холлоуэя таким мерзавцем, как в тот день. – Она потерла запястья, на которых еще виднелись следы от струн, которыми он связал ей руки. – Без помощи Ливая Фримантла мы могли бы умереть.

Они молчали. Солнце играло на мраморной плите.

– Он сказал мне, что жизнь – это круг.

Мать посмотрела на деревья, на ряды камней и положила руку сыну на плечо.

– Может быть.

В тот вечер Джонни написал Джеку. В письме он рассказал все, что случилось за те месяцы, что они не виделись. Получилось десять страниц. Джонни адресовал письмо «Джеку Кроссу, Моему Другу».