работать с командой «Сиэтл Сихокс» в качестве первого в истории психолога, полностью встроенного в организацию и работающего на поле в НФЛ. В течение девяти лет я помогал тренеру Питу Кэрроллу сделать тренировку ума частью ДНК организации и формировать культуру, основанную на взаимоотношениях.

Керри Уолш-Дженнингс и Мисти Мэй-Трейнор публично рассказали о тренировке мышления, когда они стали первыми волейболистками-пляжницами, завоевавшими золото на трех Олимпийских играх подряд.

Позже я запустил подкаст Finding Mastery, чтобы показать психологию во всей красе. Каждую неделю я исследую психологические основы и умственные навыки людей, вставших на путь к мастерству.

Решив приоткрыть завесу тайны над психологией, я получил огромную поддержку со стороны коллег. Конечно, были и блюстители ценностей индустрии, которые придерживались привычного порядка вещей, но я понял, что большая часть моего страха была спроецирована на других. Правда заключалась в том, что у меня был собственный внутренний монолог и суждения о том, могу ли я идти против условностей. Кто я такой, чтобы оспаривать мудрость тех, кто был раньше меня?

Много лет назад я поклялся, что если когда-нибудь встречусь со своим наставником, то узнаю правду о его комментариях после боя. Я придавал его мнению огромное значение и важность. Для меня он был голосом авторитета в психологии. Именно он нес каменную скрижаль с горы. Что именно он имел в виду тогда? Хотел ли он поставить меня на место? Действительно ли он считал себя защитником традиций в психологии? Его смущало, что я играю не по правилам? Считал ли он, что я перешел границы дозволенного? Проецировал ли он на меня свой внутренний конфликт?

И вот это произошло. Тот самый момент. Я только выступил на очень уважаемой конференции. Я спускался со сцены и увидел его в стороне в первом ряду. В одиночестве. Наши глаза встретились. Я подумал: «Вот моя возможность понять, что именно он имел в виду и почему сказал те слова много лет назад». На приеме после мероприятия мы снова встретились взглядами, но он остался сидеть на своем месте. Меня осенило: он хочет, чтобы я подошел к нему. Наконец толпа рассосалась. Когда я двинулся к нему, то подумал, что он выглядит меньше, чем я помнил. Почти хрупким. Борода, очки и твидовый пиджак в елочку – он словно участвовал в кастинге на роль психолога XIX века.

К тому моменту, как мы оказались лицом к лицу, все мои опасения по поводу его мнения, которые я испытывал несколько лет, рассеялись. В тот момент мне было уже все равно. Казалось нелепым, что я так долго переживал из-за этого. Мы поговорили пару минут о проблемах, с которыми сталкивается психологический бизнес, пожали друг другу руки и разошлись.

Все эти годы я таскал на своих плечах его мнение обо мне. Оно определяло мой профессиональный выбор, который я делал или не делал, возможности, которые я использовал или оставлял без внимания. Ради чего? Ради мнения, которое, возможно, вовсе не было его мнением.

Защищаться или исследовать?

Мнение моего наставника, высказанное более 10 лет назад, в то время казалось совершенно очевидным: «Жерве, психология – это частная практика, которая должна проходить за закрытыми дверями. Вы нарушаете неписаные правила. Знайте свое место».

Я никогда не узнаю, о чем он думал, да это и не важно. Важно то, что я с этим сделал. У меня не было возможности любопытствовать о сказанном. Я знал, что он сказал. Я был уверен, что знаю, что он имел в виду. Его слова прошли через меня, как электрический ток. Я отреагировал. Я не защищался, но занял оборонительную позицию. Я защищал себя, играя по-маленькому, играя безопасно, поклявшись больше не подвергать себя подобной критике.

После нашего рукопожатия я стал размышлять, почему его ответ так повлиял на меня. Почему его мнение имело такое большое значение? Почему я позволил внешнему событию диктовать мои внутренние переживания? Чему это может научить меня о моем внутреннем мире?

С самого начала учебы в аспирантуре я метался между тем путем, который хотел выбрать, и тем, по которому должен был идти, – полному указателей, правил и традиций. Я никак не мог понять, как же мне замкнуть этот круг. Это было похоже на коан дзен-буддизма: как можно играть по правилам и одновременно нарушать их?

Реакция моего наставника стала триггером того, что я долгое время вынашивал в себе. У меня был страх перед тем, что подумают другие люди, если я пойду против правил в области психологии. У меня был мощный внутренний нарратив о том, что «они» – нечетко определенная группа людей, обладающих властью в выбранной мною области, – скажут, если я буду соваться куда не следует. У меня в голове постоянно крутилась цитата Эйнштейна: «Вопрос, который ставит меня в тупик: сумасшедший я или все вокруг меня?» Когда мой наставник после боя открыл рот, оттуда выплеснулись слова, но это я наполнил их смыслом, весом и собственной интерпретацией. Его замечание о том, что я был на заднем плане, когда боец выходил на ринг, подлило масла в огонь убеждения, которого я уже придерживался.

Он вмешался прямо в середину истории, уже происходящей у меня в голове.

Отличительное свойство, но не суперспособность

Человеческие существа обладают уникальной когнитивной способностью думать о собственном разуме и разуме других людей. Мы способны делать выводы о психических состояниях других людей – о том, что они намереваются делать, о чем думают, что чувствуют и во что верят, – и использовать их для «понимания и прогнозирования поведения». Мы делаем это в течение дня, почти рефлекторно, в каждом социальном взаимодействии.

Способность угадывать мысли собеседника – основа нашего социального взаимодействия, важный социальный навык, который большинство людей начинают развивать в раннем детстве. Зив Уильямс, доктор медицины, доцент кафедры нейрохирургии Гарвардской медицинской школы, отмечает: «Когда мы взаимодействуем, то должны уметь прогнозировать невысказанные намерения и мысли другого человека. Эта способность требует от нас мысленно представить чьи-то убеждения, признать, что чужие убеждения могут отличаться от наших собственных, и оценить их истинность»[85].

Мы все читаем мысли, у некоторых это получается лучше, чем у других, но так ли мы хороши в распознавании мыслей других людей?[86] Чтобы это выяснить, профессор Чикагского университета доктор Николас Эпли и его коллеги организовали простой эксперимент.

Эпли развел пары, состоящие в романтических отношениях, по разным комнатам. Одному из партнеров предлагалось 20 утверждений и мнений, с которыми он должен был согласиться или не согласиться по шкале от 1 (категорически не согласен) до 7 (полностью согласен)[87]. Утверждения были примерно