менее напряженной. То, что они сначала восприняли как катастрофу, могло их спасти.

– А что можно предпринять по поводу частного расследования? – спросила миссис Шарп. – Надеюсь, вы отдаете себе отчет в том, что у нас очень мало денег, а частный сыск – услуга не из дешевых.

– Рассчитать заранее трудно, но расходы, как правило, и правда немалые. Но для начала я сам навещу действующих лиц этого дела и постараюсь узнать, на чем строить расследование. Узнаю, чем, скорее всего, в действительности могла заниматься эта девочка.

– И вам это скажут?

– О нет! Наверняка ее родные и сами о ней мало что знают. Но если попробовать их разговорить, возможно, сложится некая общая картина. По крайней мере, я на это надеюсь.

На несколько секунд воцарилось молчание.

– Вы невероятно добры, мистер Блэр.

В манерах миссис Шарп вновь проявилась королева Виктория, но был в них и намек на что-то другое. Будто бы удивление; словно доброта – это то, с чем она редко сталкивалась в жизни и не ожидала подобного от людей. Ее сдержанная признательность была не менее красноречива, чем если бы она сказала: «Вы знаете, что мы бедны, что мы, вероятно, не сможем полностью оплатить ваши услуги и мы не те клиенты, которых вы бы представляли добровольно, однако вы делаете все, чтобы помочь нам, и мы вам благодарны».

– Когда вы едете? – спросила Марион.

– Сразу после обеда.

– Сегодня?

– Чем скорее, тем лучше.

– Тогда не будем вас задерживать, – сказала миссис Шарп, поднявшись и ненадолго задержав взгляд на разложенной на столе газете. – Нам очень нравилось, как уединенно расположен «Франчайз», – проговорила она.

Проводив дам до машины, Роберт вызвал к себе Невила и собрался звонить тетушке, чтобы попросить ее уложить для него саквояж.

– Ты, наверное, не читаешь «Эк-Эмму»? – спросил он Невила.

– Надеюсь, вопрос риторический, – сказал тот.

– Посмотри сегодняшний выпуск. Привет, тетя Лин.

– Неужели кто-то решил подать на них в суд? Для нас это были бы неплохие деньги. Они почти всегда урегулируют дела во внесудебном порядке. У них есть специальный фонд для…

Невил замолк, наконец увидев передовицу.

Роберт бросил на него взгляд поверх телефонной трубки и с удовольствием отметил, что юное лицо кузена исказил неприкрытый шок. Ему казалось, современная молодежь считает себя неподвластной изумлению; приятно знать, что, столкнувшись с обычным явлением жизни, молодой человек реагирует так же, как любой другой.

– Тетя Лин, будь ангелом, собери мои вещи, хорошо? Всего на одну ночь…

Невил рывком открыл газету и принялся читать статью.

– Думаю, только в Лондон и обратно, но не уверен. В любом случае маленький саквояж и минимум вещей. Только, умоляю, не клади того, что мне не понадобится. В прошлый раз ты положила бутыль порошка для пищеварения, которая весила чуть ли не фунт, а когда мне вообще был нужен порошок для пищеварения!.. Что ж, пусть будет язва… Да, минут через десять зайду на обед.

– Вот свиньи! – произнес поэт и интеллектуал, не в силах подобрать более возвышенных слов.

– Ну, что ты об этом думаешь?

– Думаю? О чем?

– О рассказе девочки.

– Да что об этом думать! Явная жажда сенсации, типичная для неуравновешенного подростка!

– А если я тебе скажу, что этот подросток – очень спокойная, обыкновенная школьница, далекая от всяких сенсаций и о ней весьма хорошо отзываются?

– Ты ее видел?

– Да. За этим я и ездил во «Франчайз» на прошлой неделе – чтобы присутствовать, когда Скотленд-Ярд привезет девочку к Шарпам.

«Вот так-то, юный Невил. С тобой она может говорить о курах и Мопассане, но, попав в беду, обращается ко мне».

– Ты был там как представитель их стороны?

– Конечно.

Невил вдруг успокоился.

– Ладно, тогда все в порядке. Я-то подумал, что ты против нее. Против них. Но ничего страшного. Мы можем объединиться и вместе вставить палки в колеса этой… – он щелкнул по газетной странице, – этой куколке! – Роберт рассмеялся над типичным для Невила выбором слова. – Что будешь делать, Роберт?

Роберт объяснил.

– А ты оставайся на посту, пока меня нет.

Он заметил, что внимание Невила вновь приковано к «куколке». Роберт подошел, и оба они принялись рассматривать юное личико, спокойно глядевшее на них.

– В целом приятное лицо, – сказал Роберт. – Тебе так не кажется?

– Лично мне кажется, – ядовито произнес юный эстет, – его пора как следует расквасить!

Глава 7

Дом Уиннов близ Эйлсбери стоял в пригороде, в такой местности, где по краям еще не тронутых полей тянулись ряды двухквартирных домов, производивших впечатление незаконно вторгшихся сюда самозванцев – некоторые с застенчивым видом, а иные с хладнокровным высокомерием – в зависимости от того, какой характер придали им строители. Уинны жили в одном из скромных рядов ветхих строений из красного кирпича, от вида которых у Роберта аж зубы свело, столь они были уродливы и неказисты. Однако медленно проезжая по дороге в поисках нужного номера, он даже растрогался от того, с какой любовью обитатели этих унылых домишек их украшали. При постройке любовь в них никто не вкладывал, только расчет. Но для каждого из домовладельцев невзрачный домишко представлял «достаточную красоту», и, обретя ее, люди готовы были служить ей. Палисадники у домов можно было по праву назвать прелестным чудом, рожденным в душе ничего не подозревающего поэта.

Видел бы это Невил. Роберт снова сбросил скорость, обратив внимание на очередной шедевр. Здесь больше поэзии, чем в десятке изданий обожаемого кузеном «Уотчмэна». Здесь все любимые им приемы: форма, ритм, цвет, всеобъемлющие жесты, дизайн, впечатление…

Или же Невил разглядел бы лишь череду пригородных садиков? Лишь Медоусайд-лейн, Эйлсбери, и вулвортские растеньица в садах?

Возможно.

Перед домом номер тридцать девять расстелилась простая зеленая лужайка в ограждении камней. Дом выделялся отсутствием занавесок на окнах. Ни скромной сеточки, натянутой поперек стекла, ни кремовых шторок по бокам. Окна были открыты солнцу, воздуху и человеческим взглядам. Это удивило Роберта не меньше, чем, вероятно, удивляло соседей. Это свидетельствовало о каком-то неожиданном желании отличаться от остальных.

Он позвонил, чувствуя себя кем-то вроде бродячего торговца. Роберт Блэр не привык к роли просителя.

Миссис Уинн удивила его еще сильнее, чем окна. Только теперь, увидев ее, он понял, что его воображение успело нарисовать портрет женщины, приютившей и удочерившей Бетти Кейн: седые волосы, коренастая, плотная фигура матроны, простецкое, широкое, невзрачное лицо; может, даже передник или цветастый халат из тех, что носят домохозяйки. Но миссис Уинн оказалась совсем иной: стройной, аккуратной, молодой, современной, темноволосой и розовощекой, по-прежнему миловидной обладательницей самых лучистых и умных