— Вот видишь: если такой известный в городе человек, как Бородецкий, не знает, значит, не было там никакого секретного объекта.

— Товарищ полковник, кроме общества краеведов в городе есть еще Управление строительства и архитектуры.

— Это ты к чему?

— Это к тому, что я разговаривал с Вольским, заслуженным строителем.

— У которого ты комнату снимаешь?

— Так точно…

— Знаю Михаила Григорьевича, достойный человек. Кстати, он проектировал здание нашего Управления, где сейчас сидим мы с тобой. Вольский был одним из тех, кто с 1946 года восстанавливал город.

— Он и Немецкие дачи со своими строителями посещал, решали, что подлежит восстановлению, а что сносу. Так вот, вокруг дачи Бисмарка в то время был высокий забор с колючей проволокой, который тянулся до самого берега. Я съездил, посмотрел: от дачи мало что осталось и от забора тоже. Но в некоторых местах поваленные доски забора сохранились. Скажите, зачем курсантам-летчикам высокий забор и колючая проволока?

Костров продолжал курить. По выражению лица было видно, что все услышанное произвело на него впечатление.

— Ты не пытался обо всем этом расспросить кого-нибудь из местных? — спросил он.

— Пытался, но свидетелей почти не осталось. Немцев отправили в Германию, а наши жители пришли сюда в конце 45-го, и знать ничего не знают.

— А те, кто освобождал?

— Попробуй, найди… Двадцать лет прошло, да и многие уже отошли в мир иной. Есть, правда, один человек, мне о нем Вольский говорил.

— Кто такой?

— Некто, Бруно Шульц, смотритель охотничьего двора в хозяйстве Геринга. Рейхсмаршал его очень ценил, доверял. Отец Бруно и Геринг в Первую мировую служили вместе.

— И где сейчас этот Бруно Шульц?

— А вот это вопрос… Есть сведения, что он был осужден, но, отбыв срок, вернулся сюда.

— Сюда? А не в Германию? Странно…

Замолчали. Костров, притушив папиросу, прохаживался по кабинету. Не дождавшись, что скажет начальник, Дружинин заговорил:

— Товарищ полковник, прошу до выяснения, что это за объект, не передавать дело уголовному розыску.

Костров снова опустился в кресло, раздумывал, потом сказал:

— Мало ли какой объект, война все же. Может быть, склад, может быть, что-то еще.

— Но высокий забор, колючая проволока…

Начальник Управления рассматривал назойливого помощника:

— Ладно, последний раз иду навстречу. Даю ровно сутки. Выясняй, что за объект. Но учти, я планирую прикрепить тебя к группе Ляшенко. Плохо у него идут дела, Мозыря упустил.

— Что, Ляшенко вернулся из командировки?

— Вернулся, иди, встречай.

Майор Ляшенко сидел за своим рабочим столом и рассматривал какие-то сводки. Увидев вошедшего Дружинина, он поднялся:

— Здравия желаю, товарищ Гена! — Дружинин, как младший по званию, приветствовал первым.

— Здравия желаю, товарищ Серега! — послышалось в ответ; оба улыбались.

В кабинете, кроме них, никого не было, и они могли себе позволить такие шутливые приветствия, как несколько лет назад в училище, в котором были вместе и закончили в один год. Потом их пути разошлись: Геннадий Ляшенко продолжил службу в КГБ, Сергей Дружинин — на границе, где долгое время служил его отец.

— О, а где же загар? — развел руками Сергей. — Вот тебе и южное солнце Сухуми…

— И ты, Брут… — Ляшенко тяжело вздохнул. — Галка мне уже всю плешь проела по поводу загара. Но что делать, если я уродился блондинистым…

— …скорее, рыже-блондинистым.

— Пусть так. Ну не сидит на мне загар. Год назад, когда мы отдыхали в Крыму, супруга и дочь уже через пару дней ходили, как шоколадные, а я только обгорал. Тьфу, одно мучение! Да и загорать в Сухуми было некогда. Я за пять дней в море только один раз искупался. Все из-за этого упыря…

— Что, упустили Мозыря?

— Ушел мерзавец… из-под носа ушел. Представляешь, мы его ищем в публичных местах: на рынке, на пляже, на вокзале, а он преспокойно работает санитаром в морге при городской больнице. Все, как и полгода назад, когда его искали в Белоруссии, а он в нашей области трактористом в колхозе работал.

— Что ж, Мозырю к трупам не привыкать. Много их он со своими карателями оставил, — заметил Дружинин.

— Представь, Серега, 20 лет Победы. Готовится громкий процесс над измениками Родины. Пятеро из уцелевших карателей пойманы, а главарь ушел… в очередной раз. Москва регулярно названивает, а нам доложить нечего. Костров устроил мне такую головомойку… Ну да ладно… А твои дела как?

Дружинин лишь в общих чертах доложил своему товарищу по службе обо все обстоятельствах, связанных с Дроновым, Гюрзой и радиомастерской.

— И вот, несмотря на очевидные факты, Костров считает, что это обыкновенная контрабанда и дело следует передать уголовке, а меня прикрепить к твоей группе, к делу Мозыря, — эмоционально произнес Сергей.

В отличие от него, Геннадий был спокоен. Налив из термоса в чашку чай, он отпил несколько глотков.

— Брось ты надувать щеки. Шеф всегда прав. Кстати, ты читал сегодняшнюю "Балтийскую правду"?

— Нет, не читал.

— Зря. Учись у Кострова, который начинает рабочий день с чтения газет.

— И что там, в "Балтийской правде"?

— Большая статья Бородецкого. Знаешь такого?

— Знаю, не далее как вчера, встречались.

Геннадий протянул Сергею газету. В статье под названием "Они еще ходят по нашей земле" говорилось о карателях из отряда Мозыря, что свирепствовал в Белоруссии. В конце статьи был намек, что главарь отряда Василий Мозырь, работавший трактористом в Калининградской области, до сих пор не пойман:

Ляшенко допил чай, убрал кружку и термос со стола:

— Пойми, найти и арестовать Мозыря — вот о чем думает шеф.

— Но Дронов и Гюрза были в немецкой разведшколе!

— И что? Где факты, говорящие о том, что они являются агентами иностранной разведки? Дронов здесь, никуда не денется. Им займутся наши следователи.

— А Баркая-Гюрза?

— Тоже никуда не денется… Его, как ты сказал, стерегут на вокзалах. В общем, подключайся к моей группе, к делу Мозыря. Можешь даже с этой минуты.

И Ляшенко потряс толстой папкой, лежавшей у него на столе. Это задело Сергея:

— Ты телегу впереди лошади не ставь, — огрызнулся он. — Костров дал мне сутки, чтобы выяснить относительно одного объекта. А уж если ничего не получится, подключусь к вам.

— Что за объект?

— Я и так тебе дал достаточно информации.

Ляшенко вопросительно посмотрел на друга и товарища по службе:

— Ты что, обиделся? — снова достал термос. — Хочешь чаю?

Но чай попить не получилось. На столе Дружинина зазвонил телефон. Звонил Малышкин. Сергей выслушал, сказал:

— Возвращайся в Управление. В качестве приемщика ты больше не нужен. Если что, Дронов сообщит.

Когда спустя полчаса лейтенант Малышкин предстал перед Дружининым, Сергей не без иронии спросил:

— Ну как, насиделся?

Виктор