— Кроме одного…

— Да, кроме той кинозвезды, — прошептала она.

— Вы кому-нибудь рассказывали, что она была там?

— Ох, да ведь со мной никогда прежде такого не случалось! Я просто не могла никому об этом рассказать. Ну, с Пат мы могли иногда об этом поговорить, вы ж понимаете. Ночью мне, бывало, снились кошмары. Она увезла меня оттуда к себе домой. Я знала… я всегда знала — она предпочла бы, чтобы на моем месте была Нэнси.

Во взгляде Уилли сквозила тоска. У нее была простенькая, пустая, смазливенькая мордашка с выщипанными бровями и увеличенным с помощью помады ртом.

— Вам доводилось видеть те снимки? — неожиданно спросил я.

Даже у самых апатичных натур срабатывает порой подсознательная осторожность в виде последовательной, стойкой оборонительной позиции.

— Какие еще снимки?

— Те, что были сделаны по заказу Вэнса.

— Сегодня целый день меня без конца расспрашивали и расспрашивали. Откуда я знаю, что вы не очередной нахал?

— Не могу доказать, что я таковым не являюсь. — Я колебался. Нужно было найти к ней правильный подход, без суеты. Она явно легко поддавалась внушению, а горе сделало ее еще более уязвимой. Пожалуй, лучше всего разыграть из себя доброго дядюшку Макги. Я печально покачал головой.

— Я всего лишь человек, который считает, что Вэнс Макгрудер плохо обошелся с Патрицией, очень плохо, в самом деле.

Слезы брызнули у нее из глаз, заструились по щекам. Она вытерла нос кулаком.

— О Боже! Да! Этот ублюдок! Мерзкий ублюдок!

— Некоторые из нас так и не поняли, почему Пат не проявила чуть больше настойчивости в борьбе за свои права.

— Да вы ж не знаете, что против нее имелось! Этот поганый Вэнс все тщательно продумал. Он раздобыл что-то вроде отчета о ней лондонской полиции нравов, который был составлен еще задолго до их женитьбы, — думаю, затем, чтобы продемонстрировать: мол, она знала, что не имеет права вступать в брак. И еще у него были магнитофонные пленки с записями ее развлечений с Нэнси у них дома, ну и снимки — он специально нанял человека, чтобы тот за ними следил. Должно быть, это стоило ему кучу денег, но, как сказала Пат, это было в сотни раз дешевле, чем заплатить за развод в Калифорнии. Она не смогла найти адвоката, который взялся бы опротестовать иск, то есть я хочу сказать… насчет того, что она собой представляет, даже и вопрос не стоял.

— Так вы видели те снимки, Марта?

— Ну конечно. Самое забавное — они так все обставили, что и подозрений не возникало, что кто-то там поблизости крутится. Не знаю, как этот тип умудрился снять так близко. Пат со мной, с Нэнси и с Лайзой Дин. С Лайзой Дин только один снимок, да там и не различишь, что это Лайза Дин, если не знаешь.

— Значит, к тому времени, когда вам попались эти снимки, вы с Пат уже были вместе?

— Да. И он вот еще какую гнусность проделал. Мы поехали в город — повидаться с какими-то ее друзьями, а когда вернулись в Кармел — Вэнса дома не было, замки он сменил, а все наши пожитки были свалены под навесом для автомобиля. И еще там был какой-то тип, который охранял дом, чтоб мы не вломились или еще что-нибудь в этом роде не проделали. А она… По-моему, она все еще пыталась освободиться от любви к Нэнси и, может, так и не смогла. Да, мне кажется, она так и не избавилась от этой любви. Но я шла на все, чтобы сделать ее счастливой, я так старалась…

— Зачем кому-то понадобилось ее убивать, Марта?

Она снова разрыдалась, потом высморкалась.

— Я не знаю! Просто не представляю! Именно об этом они меня и расспрашивали. Ведь мы совсем незаметно и тихо здесь жили — уже больше года, и очень долго работали в одну смену в «Четырех тройках»: я — официанткой, а она в разменной кассе. Знакомых у нас совсем немного. Она никакой другой девушкой не интересовалась, и ко мне тоже никто не приставал. Только вот…

— Что такое?

Нахмурившись, она покачала головой.

— Сама не знаю. Началось это несколько недель назад. До этого, стоило ей только подумать о Вэнсе, она сразу приходила в бешенство, а иногда плакала. А несколько недель назад она получила от кого-то письмо. Мне не показала и, наверное, уничтожила, потому что найти я его не могу. Она стала какой-то…. словно в облаках витала несколько дней, после того как получила его, и ничего мне не говорила. Потом однажды, когда меня не было дома, она звонила по междугородному. Пришел какой-то жуткий счет — на сорок с липшим долларов. И позже она еще несколько раз звонила в другой город. А потом вдруг сделалась очень довольной и веселой. Все время улыбалась и что-то напевала, а когда я спросила, с чего это ей так весело, ответила: «Неважно». Порой она хватала меня в объятия и начинала кружиться в танце. Говорила, что все будет хорошо и мы скоро разбогатеем. Для меня это не имело такого уж значения. То есть нам и так было здесь хорошо. Нам просто ни к чему было богатеть. Не знаю, имело ли все это какое-то отношение к тому, что ее убили вчера ночью.

— Где вы были, когда это произошло?

— Да здесь! Я ж все слышала! Господи, я уже легла и пыталась заснуть. Почему-то за нее беспокоилась. Я подцепила какой-то вирус и поэтому не ходила на работу. Она должна была закончить в одиннадцать и приехать домой не позже чем через пятнадцать минут. Но уже за полночь перевалило, когда я наконец услышала шум мотора. По звуку я поняла, что это наша машина, — она у нас маленькая такая и шумная. Специально для Пат я оставила гореть одну лампочку. Я лежала и гадала, что же она мне принесет — когда я болела, она всегда приносила маленькие подарки — что-нибудь забавное. Машина остановилась, я услышала щелчок дверцы, а потом, уже с крыльца, она вскрикнула: «Что ты…» Только эти слова. Тут раздался страшный треск. А потом шум падающего тела… И звук удаляющихся шагов. Я включила свет, накинула халат и выбежала на крыльцо, а она лежала там, на земле, и голова у нее…

Я выждал несколько минут, пока она медленно, с трудом, старалась взять себя в руки.

— Она была такая чуткая, — простонала Марта.

— Но несколько недель назад она перестала бушевать по поводу Вэнса?

— Да. Но я не знаю почему.

— После того как