поднимавшегося Ройтмана. — Не сомневаюсь, эту ночь вы спали плохо. Впрочем, как и предыдущую. Я не ошибся?

— Вы редко ошибаетесь, Эвальд, — Ройтман все же поднялся и присел на край дивана; Брайтнер расположился рядом.

— Помните, Пауль, наш разговор два дня назад? — начал он. — Я тогда поторопился вам сказать, что готов поддержать любой из трех предложенных вами вариантов. Я поддержу только третий, когда "Зеетойфель" пойдет без пассажира.

— Вот как? — Ройтман удивленно посмотрел на своего шефа. — Получается, погрузку осуществит Авилов, он же отправится назад?

— Нет, Пауль, ни Авилова, ни груза не будет. Единственным пассажиром будет Солист.

— Солист?

— Да, Солист. Он только что сообщил, что на грани провала. Я понимаю ваше смятение, но рисковать Солистом мы не можем. Он для меня не просто разведчик-резидент. Я натаскивал его, мягко говоря, с пеленок. Поэтому для меня его жизнь на первом месте.

Ройтман Молчал, а Брайтнер продолжил:

— Я отлично понимаю вас, Пауль: "Зеетойфель" ваше детище. Он один раз дошел до цели, я имею в виду бывший немецкий берег. Значит, идея верна, и операция "Возвращение" должна пройти успешно. Будем считать ее состоящей из двух частей. Первая — возвращение Солиста, вторая — возвращение содержимого тайника. Не волнуйтесь, мы обе осуществим. Мы заберем всю документацию по "Зеетойфелю" и создадим новую, уже современную лодку-танк. Но жизнь Солиста стоит впереди.

Ройтман продолжал молчать. Ему вдруг представилось, что предстоящий рейс "Морского чёрта" будет последним, и это тяжело было осознавать.

— Хотите коньяку? — спросил Брайтнер.

— Спасибо, не хочу.

Ройтман подошел к двери, нажал кнопку. Появился дежурный.

— Вальтера ко мне!

Пока дежурный искал рулевого лодки, Ройтман и Брайтнер обсуждали время ее выхода.

— Медлить нельзя, — считал Брайтнер. — Сегодня вечером я через "Немецкую волну" сообщу Солисту место и время. Ваши предложения?

— Надо забрать Солиста на том же месте, где высаживали Авилова. Вальтер говорит, что там рядом с берегом начинается густой лес. Это очень удобно.

— Время?

— Лучшее время прибытия 2 часа ночи.

— А прибор ночного видения не подведет? Предыдущий выход "Зеетойфеля" на берег был ранним утром.

— Не подведет. Все опробовано, и в ночи, и в тумане, как в прошлый раз.

— Значит, время спуска лодки на воду…

— 23.30.

Появившийся в дверях каюты Вальтер застыл по стойке "смирно".

Брайтнер поднялся:

— Все. Остальное решайте без меня. И да поможет вам Бог!

Директор санатория "Волна" Витольд Краснолобов медленно крутил ручку "Спидолы". Как всегда слышался шум, свист, звуки музыки. Он посмотрел на часы: до начала передачи оставалось 18 минут. Он откинулся на спинку кресла, расслабился и закрыл глаза. Но радиоприемник не выключил.

И надо же такому случиться… Балезин… 20 лет назад… март 1945-го… Хотя нет, то, что перевернуло его судьбу, началось намного раньше. Он, Владимир Энгель, был третьим, самым младшим ребенком в семье немецких колонистов, обосновавшихся в Херсонской губернии еще с времен Екатерины Великой. Графами и баронами они не были, но отец Рудольф Энгель владел десятью гектарами земли и вел исправно свое хозяйство, как и большинство немцев, уже считавших Россию своей Родиной.

Немецкие колонисты организовали не только высокоразвитое сельскохозяйственное производство. В их поселениях было все для нормальной жизни: школы, больницы, магазины. Старший брат отца дядя Густав был кем-то вроде земского врача, считался очень уважаемым человеком. А двоюродный брат дядя Йозеф был директором местной гимназии.

В 1917 году ему, Энгелю Владимиру Рудольфовичу, было всего 15. Он хорошо учился, пел, занимался фортепиано, и мать Юлия Адольфовна видела в нем музыканта. Но он увлекся радиоделом, мечтал поступить в Петроградский или Московский университет, стать изобретателем. Его кумиром был Александр Степанович Попов. Много позже, находясь в Европе, он всегда возмущался, когда изобретателем радио называли Маркони и всем разъяснял, что первую передачу по радио осуществил именно Попов.

Но в родной России изобретателем он не стал, кровавые революционные события внесли свои коррективы. После провозглашения советской власти на Украине с ноября 1917-го по февраль 1918-го шла борьба советских войск с вооруженными силами Центральной Рады. В этот период процесс экспроприации в немецких колониях Украины принял массовый характер. Но это, как говорится, были "еще цветочки". "Ягодки" начались, когда в феврале 1918-го в колонию нагрянули отряды матросов Черноморского флота, направленные на борьбу с контрреволюцией. Был произведен арест и расстрел крупных предпринимателей и колонистской интеллигенции. В их числе был отец Рудольф Энгель, старший брат Игорь, посмевший вступиться за отца, и директор гимназии дядя Йозеф. На колонию была наложена крупная денежная контрибуция. Владимир хорошо помнил, как он сидел на пороге разграбленного дома и рыдал: "Зачем? Зачем они такое творят, ведь мы, немцы, всегда работали на благо России? Даже во время войны нас никто не трогал. А теперь… За что, за что?"

Но вскоре ситуация изменилась к лучшему. Был заключен Брестский мир, и Украина оказалась под германской оккупацией. А когда на территории колонии появились офицеры и солдаты в немецкой форме, их встретили как родных. Уцелевшие мужчины понимали, что все может измениться в обратную сторону, поэтому стали организовывать колонистские отряды самообороны. Именно тогда он, Владимир Энгель хорошо запомнил обер-лейтенанта германской армии, формировавшего их батальон и обучавшего военному делу. Обер-лейтенант Брайтнер… разве можно было предположить, что они встретятся спустя несколько лет…

Подобные отряды были созданы в каждой колонии. Немецкое командование снабдило их большим количеством винтовок, гранат, пулеметов, обучало военному делу. Но первая встреча Владимира с врагом произошла совсем в другой обстановке. Однажды прошел слух, что в соседнем украинском селе обосновалась банда атамана Сыча. Все знали, что сычевцы лютуют: грабят и убивают не раздумывая. В тот день Брайтнер подозвал Владимира и спросил, знает ли он украинскую мову? Владимир ответил, что знает и хорошо.

— В разведку не побоишься сходить? — спросил Брайтнер. — Нам надо знать, сколько их, каковы их планы?

— В разведку? Это как? — спросил в ответ Владимир.

Брайтнер взялся популярно объяснять, что военные действия вести без разведки нельзя. Владимир, выслушав, выхватил пистолет:

— Я этих гадов готов стрелять и стрелять!

Брайтнер, внимательно наблюдая за ним, оценивал поведение юноши:

— А вот оружие оставь дома. Если ты в тылу врага выстрелишь, то задание вряд ли сможешь выполнить.

Утром следующего дня на дороге, ведущей к украинскому селу, гремела подвода, на которой возчиком сидел усатый дед-хохол а рядом с ним хлопец, внимательно поглядывающий по сторонам. Помимо овощей и арбузов они везли на продажу ходовой для того времени товар: хлеб, соль, спички и самогон.

Знание мовы избавило продавцов-разведчиков от лишних вопросов, и вскоре в центре села на небольшом