значит. Долго сидела, точно громом поражённая, а потом пробормотала, лишь бы что-то сказать:

– Что за имя такое – Каскыр.

– Это значит «волк», – объяснил Птицелов. – Брат красавицы-царевны решил времени не терять.

«Серый волк всё-таки разорвал его братьев», – подумала я про себя. – «Тут и сказочке конец, а кто слушал – молодец».

Глава 30

Никогда не думала, что страдаю клаустрофобией, но темнота и тишина темницы вызывали ощущение, что меня похоронили заживо. Я не могла поверить, что Птицелов провёл здесь столько времени и сохранил разум.

– Как часто приходят стражи?

– Проголодалась? – ответил вопросом Птицелов, и я нервно хихикнула. Похоже, я осталась в его памяти как женщина, которая думает только о еде. – Люди сейчас заняты другим. Может, никто не заглянет. Если тебя не вздумают похоронить вместе с Выславом, – добавил он вдруг задумчиво, и я ахнула:

– Как ты сказал?!

Паника подступила внезапно, заставляя задыхаться. Я больше не могла здесь оставаться.

– Яга, – обеспокоенно позвал Птицелов, но я не отвечала. – Погоди, я сейчас!

«Что ты сделаешь, если сам узник!», – злобно подумала я, обшаривая руками стены. Заскребли по камням чьи-то коготки. Крыса! Я не боялась их, но на ум сразу пришли жутковатые истории. Замерла и медленно обернулась. По полу прыгала Пава. Она не могла поднять голову – клюв оттягивала тяжелая связка ключей.

– Открой свою дверь, – велел мне Птицелов, когда увидел, что ворона добралась до решетки. Я взяла ключи, но ничего не получалось – слишком сильно тряслись руки.

– Яга! – снова позвал Птицелов. – Торопиться некуда. Пробуй разные.

Наконец, я сняла замок и потянула тяжелую решетку на себя. Выскользнула наружу и снова замерла, стараясь успокоить бухающее сердце.

– Ты не сбегаешь, не переживай так.

– Нет? Мне казалось, именно это я и делаю, – огрызнулась я, но Птицелов остался олицетворением терпения.

– Теперь мою темницу.

Неужели думал, я забуду? Пава подпрыгнула – пришлось подставить ей руку. Цепляясь коготками, она вскарабкалась ко мне на плечо и потерлась головой о подбородок. Ворона мешала, но прогнать её у меня не хватало духа.

– Брысь, – сказал Птицелов вслух. Пава вспорхнула с меня и запрыгала по ступенькам, уверенно направляясь к выходу. – Я не тебе. Ты иди сюда.

– Но разве мы…?

– Нет. Просто показалось, что тебе страшно. Давай, садись рядом. Один из твоих детёнышей скоро принесёт воды и что-нибудь поесть.

Стараясь не обращать внимания на цепь и металлический ошейник, я опустилась на пол рядом с Птицеловом и положила голову ему на плечо. Он обнял меня одной рукой, а второй осторожно погладил по щеке.

– Чего бы тебе хотелось? Расскажи.

Хотела ответить язвительной насмешкой, но Птицелов спрашивал серьезно. Наверное, по-другому просто не умел. Его грудь мерно поднималась и опускалась. Я пригрелась и вправду немного успокоилась: каменный мешок больше не давил со всех сторон.

– Огород хочу нормальный. Чтоб и тыквы росли, и травы пряные.

– А ещё?

– Баня у меня была особенная. Хочу свою баню обратно! И дом. Я просто устала, слышишь? Ничего я не хочу. Жить бы, да не бояться – большего не надо.

– Будет тебе баня, – пообещал Птицелов, баюкая меня как маленькую. – Не плачь только больше. Ну?

Я не успела ответить – темноту раздвинул свет факела.

– Богдан! – с облегчением выдохнула я. – Ты как здесь?

Малец таращился на нас с Птицеловом, открыв рот от изумления. Пришлось встать и самой отобрать то, что держал в руках.

– За блины благодарствуем, – подал голос колдун. Можно подумать, это его Богдан кормить пришёл! – А что болтают на кухне, да во дворе?

– Что Яга батюшку-царя извела, – едва слышно ответил паренек. – А Первуша покуда встать не может, избили крепко. Ничего, на конюшне снадобья есть разные для лошадей, значит. Мы с дядькой Глебом его полечим.

Я молчала. Птицелов вдруг встрепенулся:

– Беги-ка отсюда.

Богдан замешкался, не успел. Подбитые гвоздями сапоги застучали по ступеням, а огня стало столько, что захотелось прикрыть глаза, слепило. Дружинники добежали до камеры и застыли.

– Сторожить сторожите, а трогать не вздумайте, – обратился к ним Птицелов.

– Царевичу сказать надо, – крикнул младший из караульных. – Он и решит, что с бесами делать.

– Иван пусть сам заходит, – согласился колдун. – А вы ступайте покуда.

– Замок повешу? – спросил неожиданно кто-то из воинов вместо того, чтоб зарубить нас обоих на месте. Не дожидаясь ответа, приблизился осторожно и запер темницу.

– Как ты это делаешь? – не удержалась я, когда дружинники, прихватив мальчишку, выбежали из каменного подвала.

– Просто они не готовы были умереть, – неопределенно ответил Птицелов, и мы надолго замолчали.

– Как мне понять, что умею? – спросила я позже. – Сначала я сомневалась, что у меня есть дар. Теперь не понимаю, в чём его суть.

– Сам пока не знаю, – улыбнулся внезапно Птицелов. – И мне интересно. Не бойся ничего, пока я рядом. Завтра мы уйдём отсюда.

– Только тебя не было, когда умирающий мальчишка привел к моему дому ещё семерых детей. И когда степняки пришли – тоже.

Не знаю, почему мне хотелось ударить его словами побольнее. Сказала – и пожалела, да только поздно. Птицелов молчал. Время в темнице ощущалось плохо, но мои невеселые раздумья порой прерывались сном.

Послышались чьи-то шаги, и я поспешила открыть глаза. Мужчина, спустившийся в подземелье, был стар. Я видела седину в длинных волосах и глубокие морщины, избороздившие лицо. Но назвать бы его немощным не смог бы никто – достаточно сказать, что он без труда держал Шмеля на руках. Зверь, бывший когда-то моим полосатым котом, явно этим наслаждался – оглушительное мурлыкание наполняло своды темницы.

– Власий! – воскликнул Птицелов, вскочив на ноги.

– Радомир, брат! – высокий плечистый старик осторожно спустил кота на пол, и Шмель направился ко мне, помахивая хвостом. «Это сон», – вдруг пронеслось в моей голове. Веки точно свинцом налились. Я широко зевнула. Темница, Птицелов и странный гость с моим котом исчезли. В легком платье, с мороженым в руке, я шла по набережной родного города. Свойственное молодости ощущение, что всё лучшее впереди распирало грудь, просилось наружу и превращалось в широкую улыбку на радость встречным прохожим.

– Попал в переплёт из-за женщины? Кто бы мог подумать!

– Эта особенная. Жаль, что ты не пришёл раньше, – посетовал Птицелов, рассматривая счастливое лицо спящей на соломе Яги.

– Ты не звал, – справедливо заметил названый брат.

– А стоило?

– Нет, – усмехнулся Власий. – Я тебе не нянька. Мужчины сами решают свои трудности.

Птицелов согласно кивнул.

– И что изменилось?

– Я пришёл за ней, – побратимы посмотрели на Ягу, затем друг на друга, и Власий рассмеялся: – Не смотри так, брат, я женат. Баюн позвал. Впрочем, имя у него сейчас другое, насколько мне известно.

– Диковинный зверь, – пробормотал Птицелов, и кот сощурился, оценивающе посмотрев ему прямо в глаза.

– И полезный. Сейчас все в округе забылись сном, но долго это продолжаться не может. Даже моих сил на это не хватит. Бегите.

Лицо Птицелова стало похоже на каменную маску. Он сжал зубы, не торопясь отвечать.

– Здесь ещё дела есть, – наконец, произнес колдун, и Власий сердито ударил рукой об руку:

– Я учил тебя обращаться с даром. Ты дорог моему сердцу. Но если не послушаешь, что тебе говорят, пеняй на себя. Бери эту женщину и уходи.

Мужчины долго сверлили друг друга взглядом, пока Птицелов не кивнул еле заметно. Власий протянул руку к ошейнику на его шее и железо рассыпалось ржавой пылью.

– Можешь посмотреть её ногу?

Старик поморщился:

– Заново надо ломать и опосля уже лечить. Могу помочь на скорую руку, но хромать будет.

– Делай, – отрезал Птицелов через мгновение, и стал подниматься вверх по лестнице, ведущей из подземелья.

Глава 31

Когда я открыла глаза, долго не могла понять, где нахожусь. Прошлое и настоящее смешались в сознании, мешая отличить видения от реальности. Не город, но и не темница – слишком свежий воздух и обилие жизни вокруг. Темно. Нога не болела, и я испуганно пошевелилась,