и Хьюго провалился в кошмарные сны. Он летал, а вокруг сновали комары, которые пытались его укусить. Затем комары превратились в немецкие самолеты, крошечные гадкие самолеты, жужжащие вокруг головы, когда ему не удавалось сбить их.

— Убирайтесь! — крикнул он в темноту. — Оставьте меня в покое!

Тогда самолеты превратились в переливающихся летающих чудищ, и они оставили его и, прыгая по красноему небу, помчались туда, где София шла через оливковые рощи. И они напали на нее, хватая за шаль и платье, чтобы оторвать от земли.

— Нет! Не трогайте Софию! — закричал он, пытаясь встать и побежать к ней. Но его ноги превратились в желе и подломились под ним. Он беспомощно наблюдал, как чудища поднимают ее и уносят в темноту.

— София! — закричал он в отчаянии. — Не уходи. Не покидай меня!

— Соно кви. Я здесь, — раздался тихий голос совсем рядом с ним. Кто-то поглаживал его волосы.

Он с трудом открыл глаза. Был день, и через зазубренный край стены в часовню заглядывало бледное солнце. В голове все еще будто молотки били, и ему было трудно сосредоточиться, но постепенно он смог разглядеть лицо Софии, тонкое лицо доброй феи, с беспокойством смотрящее на него сверху вниз.

— Ты кричал, — сказала она.

— Правда? Это было во сне.

Она опустилась на колени рядом с ним.

— Какой горячий лоб! У тебя сильная лихорадка. Видимо, твоя рана воспалилась. Дай посмотреть.

Он был слишком слаб, чтобы остановить ее, когда она расстегнула на нем ремень и стянула с него брюки.

— Твоя одежда вся мокрая от пота, — проговорила она, досадливо мотнув головой. Осторожно она сняла с него импровизированную повязку и снова покачала головой, будто говоря: «Ай-яй-яй, да что же это такое!»

— Тебе нужен доктор. Рана выглядит очень плохо. — Она уставилась на его ногу, покусывая губу, как взволнованное дитя, пытаясь что-то решить. — Я думаю, что доктор Мартини хороший человек. Он был весьма добр к Ренцо, когда тот подхватил корь.

— Никакого доктора, — прервал ее Хьюго. — Это риск, на который мы идти не должны. Тем более что за ним могут проследить.

— Это верно. — Она кивнула, соглашаясь. — Но боюсь, если мы не приведем доктора, ты умрешь.

— Да будет так, — пробормотал он. — Я лучше умру, чем буду рисковать твоей жизнью.

Она взяла его за руку.

— Ты смелый человек, Уго. Надеюсь, твоя жена ценит то, какой ты хороший и добрый.

Даже сквозь лихорадку эта мысль заставила его улыбнуться. Вряд ли Бренда могла охарактеризовать его как храброго, хорошего или доброго. Но тогда, дома, он и был совсем другим человеком: высокомерным, эгоистичным, играющим в хозяина поместья.

— Я постараюсь помочь тебе всем, чем смогу, — сказала она. — Давай попробуем одно средство и посмотрим, поможет ли это убить заразу в ране.

Она взяла небольшую бутылку траппы.

— Хорошо, что ты не выпил ее всю.

Она оторвала лоскут от старого полотна и смочила его в граппе. Он закричал от боли, когда она промывала рану, затем устыдился самого себя и прикусил губу, чтобы не закричать снова.

— Я сделала, что могла, — проговорила София. — Снаружи выглядит чисто. Конечно, я не знаю, что творится внутри, может, пуля повредила какой-то кровеносный сосуд. Нам остается только надеяться на лучшее.

Хьюго наблюдал, как она сложила в несколько слоев кусок полотна, прижала к ране и перевязала.

— У тебя больше нет морфина? — спросила она.

— Увы, нет. У меня был только один шприц, и я его уже использовал.

— И больше никаких лекарств?

Он порылся в аптечке. Там нашлось несколько маленьких лейкопластырей, годящихся разве что для порезов на пальцах, и упаковка аспирина.

— Вот все, что тут есть.

— Аспирин. Температуру можно сбить. Это хорошо. Но смотри, сильно мерзнуть тебе тоже нельзя.

Она заглянула к нему под куртку.

— Рубашка совсем мокрая, но думаю, нам лучше не пытаться ее снять. Давай я быстро надену на тебя брюки, а потом заверну в одеяло и парашют. — И она приступила к делу, с большой осторожностью миновав рану, а затем натянула брюки до конца, приподняв его бедра. Потом она сходила за водой и удерживала ему голову, пока он пил и глотал четыре таблетки аспирина.

— Кстати, я принесла тебе бобового супа, — сказала она. — Тебе нужно хорошо питаться. Ты сможешь поесть хотя бы немного?

София сняла с миски крышку, помогла ему приподняться, опереться на нее и попыталась накормить. Хьюго сделал несколько глотков, а затем в изнеможении обмяк.

— Ты должен поесть. Тебе надо оставаться сильным, — настаивала она.

— Я не могу. Прости.

Она переложила его голову на подушку и встала.

— Я вернусь в деревню и посмотрю, есть ли в аптеке лекарства, которые я могу попросить, не вызвав подозрений. Спирт для раны — это не проблема. Я воспользуюсь граппой. Боюсь, сульфиты[37] без рецепта мне не продадут, но я все равно попытаюсь выпросить. Скажу им, что у Ренцо болит горло. Тем более, что он и впрямь слегка простужен. Ничего серьезного. И постараюсь вернуться сегодня вечером.

— Ты так добра ко мне, — пробормотал он. — Если эта глупая война когда-нибудь закончится и я доберусь до дома, я постараюсь сделать для тебя все. Я отправлю твоего сына в хорошую школу. Куплю тебе побольше коз. Все, что ты захочешь.

— Давай не будем говорить о будущем, — проговорила она, грустно улыбаясь. — Кто знает, что оно принесет. Все в руках Бога и святых Его.

Затем София закутала его поплотнее, как будто он был маленьким ребенком, подоткнув вокруг парашют.

— Постарайся поспать. — Она встала. — Увидимся. Я оставила тебе воду для питья и остатки супа, вдруг тебе удастся собраться с духом и поесть. Веди себя хорошо. — Она погрозила пальцем, заставив его улыбнуться.

— Ладно. Я попробую.

Когда София ушла, он подумал, что, быть может, это последний раз, когда они виделись.

Глава 17

ДЖОАННА

Июнь 1973 года

Паола явно ждала меня. На ее лице читалось облегчение, когда она открыла мне дверь.

— О, синьорина Лэнгли, миа кара[38]. Вот и ты! Я уже решила, что с тобой что-то случилось. Я сказала Анджелине, что тебе, конечно, вряд ли хочется очутиться одной в темноте. Что тебя так задержало?

— Извините, синьора, — смутилась я. — Я беседовала с мужчинами, которые сидели на площади, и они настояли, чтобы я посидела с ними за бокалом вина. Затем они заказали брускетту, и отказаться было бы невежливо. Я сказала им, что собираюсь ужинать у вас дома, но они ответили, что вы не сядете есть до