называется? У Гитлера, надо понимать, тоже душа болела за германскую нацию?

– Вот! – воскликнул отец. – Вот она, сыновняя благодарность.

– Марк, ты бы постыдился, – произнесла мама. – Какой Гитлер? У тебя оба прадедушки воевали, спасали родину. А твой папа просто поднял руку. На любом митинге так делают.

– И лозунг у него самый прекрасный.

Отец драматично хлопнул себя по лбу и удалился из гостиной. Мать опечаленно покачала головой.

– Хотя у тебя и стресс на фоне расставания, ты не имеешь права винить семью в своих поражениях.

– Мама, ты меня не слушаешь!

– Я внимательно слушаю и пытаюсь до тебя достучаться, несмотря на грубость. Мне кажется, Марк, тебе нужна помощь. Тебе не понравится то, что я сейчас предложу, тем не менее я забочусь о твоем же благе. В Москве есть очень хороший центр душевной гармонии «Белая Тантра», я много о нем думала сегодня. Никаких медикаментов, никакого психиатрического надзора, только гидротерапия и целебный массаж с натуральными маслами…

– Какими маслами, что за дуру ты из себя корчишь? – вырвалось у Марка.

Он зажал ладонью рот, но все равно не извинился.

Ну их к черту.

Через десять минут Марк ехал в Домодедово, забрав из дома лишь паспорт и кошелек с банковскими картами, по-детски перетянутыми резинкой. В Домодедове Марк снял половину всей налички и купил билет на ближайший рейс – до Санкт-Петербурга.

Все-таки немудрено, что она выбрала мужа, а не сына. Первый обеспечил ее всем, а второй смахивает на аутиста и путается под ногами. Многие вещи легко игнорировать, если наметить верный угол зрения.

Не исключено, что она действительно верила, будто ее муж оставлял дома маленьких детей и по зову сердца отправлялся на митинги, где просто поднимал руку за правое во всех смыслах дело.

В Петербурге Марк поначалу обитал в капсульном хостеле и планировал устроиться переводчиком, а потом познакомился с группой художников и снял студию рядом с лофтом, где базировалась эта креативная банда. Лофт оборудовали в здании бывшей пухо-перьевой фабрики. Тогда проекты по трансформации индустриальных объектов в арт-пространства воспринимались в России как нечто прорывное и немыслимое, как будто стариков-ветеранов, надломленных, покалеченных, стыдливо взыскующих милости с протянутой кепкой, превращали в цветущую поросль новых героев, взявших от предыдущих поколений все ценнейшее: панковский задор, развитый вкус, здравый скептицизм, страсть к инновациям и умение проповедовать без проповеди.

Художники без стеснения именовали свое объединение «Центром содействия революционным практикам», несмотря на то что их содействие ограничивалось безвестными выставками, странными граффити и незаметными акциями, которые по причине своей пресности не интересовали ни полицию, ни горожан, ни художественных критиков.

Марк сблизился с Эрнестом, одним из артмейкеров. Эрнест, как и все в его кругу, мечтал о признании.

– Художнику разумнее всего ощущать себя самодостаточной величиной и верить, что он занимается значимым делом, – утверждал он. – Безусловно, эгоизм должно подкреплять недюжинным мастерством, а также чуткостью к колебаниям и изменениям вокруг, иначе художник даже плевка в свою сторону не заслужит.

Эрнест работал над серией картин о Зевсе: «Зевс простит», «Зевс терпел и нам велел», «Зевс не фраер», «Зевс шельму метит», «Зевс дал – Зевс взял»… Иногда на художника накатывала тоска, и вера в значимость своего дела таяла.

– Лучше быть затравленным цензурой, чем осознавать свою ненужность, – жаловался Эрнест. – Если в тоталитарной системе любое высказывание чревато наказанием, то при капитализме само высказывание избыточно, поскольку лишь присоединяется к беспорядочному хору голосов, перекрикивающих друг друга.

Ни отец, ни мать, ни Анна с Марком не связывались, сам он тоже не стремился восстановить отношения. По ночам его преследовали кошмары про крохотные помещения, про запертые ящики без света и кислорода. Днем же мнилось, что папа с минуты на минуту отдаст своим людям приказ бесшумно убить сына или вверит его в руки мозгоправов, как Кеннеди-старший неуправляемую Розмари. Именно в те месяцы Марк, пропитанный страхом смерти и таскавший повсюду складной нож, научился целый вечер запивать виски пивом и просыпаться наутро без похмелья.

Памятуя о том, что среди шести вкусов Анна превыше всех ценила кислый, Марк нередко заказывал пиво с цитрусовыми или с лесными ягодами. Позднее, спустя годы, когда разразился крафтовый бум, в барах появилось множество кислых элей.

Петербургская зима выдалась такой, что обогреватель в студии не выручал. Отдельные снежинки размером достигали бабочек-капустниц. Сосули свешивались с фонарей, как тесемки. Эрнест, сам коренной уралец, во время посиделок в баре говорил:

– Этот город всегда был отмороженным, а этой затянувшейся зимой его сущность предстала во всей жуткой красе.

Марк с тревогой ждал, когда его банковские счета заблокируют, но каждый раз, прикладывая карту к электронному терминалу и набирая пин, с облегчением обнаруживал, что оплата прошла успешно.

В марте на карточку упал целый миллион.

А на следующий день, когда Марк обедал в итальянском кафе, к нему подсел незнакомец. Высокий, лысый, с поднятым воротником на кожаном пальто.

– У Яромира сын родился, – произнес он.

Марк застыл с прижатой к губам салфеткой.

– Марком назвали.

Лысый смотрел строго прямо, не моргал. Говорил он сухо и жестко.

– Я пошутил. Сына назвали Любомиром.

Марк с трудом кивнул. Больше всего он боялся, что незнакомый субъект начнет злиться и кричать.

– Не веришь? – спросил лысый. – А теперь?

Не сводя взгляда с Марка, он вытащил из кармана фотокарточку и бросил на стол. Папа, мама, отпустивший патриархальную бороду Яромир и его жена со щекастым младенцем на руках.

– От семьи тебе привет. Рады, что ты цел и невредим. Скучают.

– Сомневаюсь, – наконец овладел языком Марк.

– Твое право. Деньги, кстати, получил?

– Да, спасибо.

– На здоровье. Только сильные люди способны на великодушие. Так велел передать Анатолий Владимирович.

Все так же без предупреждения незнакомец встал из-за стола и ушел.

Тем же вечером Марк первым рейсом вылетел в Красноярск. На протяжении всего пятичасового полета страстно хотелось разбить иллюминатор и выпрыгнуть за борт.

В Красноярске Марк зажил затворником, покидая гостиницу лишь ради спортзала, где тренировался до умопомрачения. Еду доставляли в номер. Марк удалился из соцсетей, заказал новые смартфон и сим-карту.

В апреле банковский счет пополнился еще на миллион рублей. Ровно через месяц после предыдущего транша. Следом за уведомлением телефон вздрогнул повторно – от эсэмэски с незнакомого номера.

Как там в Сибири, сынок? Скучаем. Береги себя.

Марк понял, что в России до него дотянутся в любую секунду. Для отца это все равно что замок сменить или ковер.

Загранпаспорт лежал дома, куда Марк ни за что бы не явился по доброй воле. За наличные он снял