мысли, что сможешь полюбить кого-то еще, – сказала я Тому. Никогда прежде я никому такого не говорила, даже самой себе не признавалась.

Каждый день мы взяли за правило совершать прогулки – к водопаду, или к старой деревенской церкви, или просто на пикник, чтобы выпить немного вина и полакомиться сыром. Том был человеком острого ума, но скромным и не без самоиронии. Любил от души посмеяться. Если к нам на дороге привязывались ребятишки, он легко подхватывал разговор, говорил по-испански бегло. А однажды мы нашли в канаве щенка, очень истощенного. Том забрал его, купил лекарство, еду и всю ночь сторожил его, чтобы тот не умер. Щенок оказался девочкой, и мы назвали ее Селией в честь любимой танцовщицы Тома Селии Крус[188].

Однажды он спросил, как умерла моя мама и долго ли болела перед этим.

– Это был несчастный случай, – объяснила я. Можно сказать, я практически не соврала. Но сказала полуправду.

Том вставал рано. Сквозь сон я слышала на рассвете, как он ныряет в озеро, начиная свой часовой заплыв. Он был хорошим, сильным пловцом и мог подолгу находиться в воде. Вернувшись на берег, Том уходил к себе, чтобы принять душ и надеть кубинскую рубашку с короткими рукавами, таких у него было три. Станно, но я знала не только его гардероб, но и много всего другого о нем. Из нас двоих больше говорила я, чего со мной прежде не бывало, а он – слушал.

Каждое утро мы завтракали вдвоем. Том любил, чтобы в его кофе было побольше сливок и сахара. Когда Мария повторно наполняла его чашку, мне нравилось его почтительное обращение с ней. А когда Элмеру понадобилось сдвинуть с места булыжник, Том с удовольствием взялся ему помочь. Глядя, как мужчины дружно налегают на лом, я отметила, сколько же в моем госте силищи.

Том изучил в «Йороне» каждый уголок. Если возле патио начинал цвести какой-нибудь цветок, он обязательно наклонялся, чтобы понюхать его. Или ползал на коленках, изучая кладку из камней. Одним словом, он был из тех, кто обращает внимание на все.

– Из вас бы получился отличный детектив, – сказала я ему однажды. – Ни одной мелочи не пропустите.

Сначала он сконфузился, а потом рассмеялся от души.

Обычно после завтрака, пока я давала Марии распоряжения насчет меню и обсуждала с Элмером и Луисом, что и где следует подправить и починить, Том отправлялся в деревню. По возвращении он ложился в гамак с книжкой «Любовь во время чумы». Книжка та была ужасно потрепанной – очевидно, Том перечитывал ее не первый раз. Со своего места за рабочим столом, где я разбиралась со счетами и накладными, я тайком наблюдала за ним. Иногда, остановившись на каком-то абзаце, он отрывался от книги и задумчиво глядел на воду. И тогда я гадала, насколько его заинтересовал главный персонаж этого романа Флоринтино Аризо, всю жизнь любивший одну-единственную женщину. Пожалуй, Флоринтино Аризо был самой романтичной фигурой во всей мировой литературе.

Можно сказать, что и я когда-то была одержимым романтиком. Лет в четырнадцать-пятнадцать, когда мы с бабушкой переехали в Покипси, я открыла для себя Леонарда Коэна[189]. Каждый вечер я включала кассетник на самую маленькую громкость, и Коэн нашептывал мне на ушко свои песни. Во второй раз я окунулась в романтику, повстречав Ленни.

Занимаясь своими делами на кухне, Мария не могла не заметить моего необычного интереса к Тому.

– Он хороший человек, – сказала она мне как-то. – У него доброе лицо. И я видела, как он глядит на вас. Словно сердце его распахнуто вам навстречу.

Как-то утром Том сказал мне за завтраком:

– Подумываю тут подняться к вулкану. Что посоветуете?

– Это потребует от вас много сил, – ответила я. – Но, судя по вашим заплывам, легкие у вас хорошо разработаны.

Сказала и сразу пожалела об этом. Теперь он точно знал, что я наблюдаю за ним. А может, я даже хотела, чтобы он узнал об этом.

И тут мне подумалось: а вдруг и Том так же пристально наблюдает за мной? Ведь если так, то он не мог не заметить, что я-то вообще не захожу в озеро. Был в моей жизни короткий, радостный период, когда Паблито помог мне преодолеть боязнь воды и даже научил плавать брассом. Но после его смерти с плаванием было покончено.

Конечно же, Том видел, что я совсем не плаваю, – ведь он замечал все на свете.

– Когда-нибудь поплаваем вместе, – сказал он однажды.

Не было смысла вдаваться в объяснения, почему я не захожу в воду.

– Все может быть, – ответила я и закрыла эту тему.

87. Я так долго этого ждала

Каждую зиму местные гринго устраивали в деревне Фестиваль духовной осознанности, на который съезжались туристы из приозерных деревень и городов, а также из других областей. За все эти годы я так и не побывала на этом фестивале – слишком много там танцевального экстаза и барабанных дробей. Амалия разделяла мое отношение к этому празднеству, но в тот год она поставила музыкальную сценку о здоровом питании, которую должны были исполнять местные детишки в костюмах разных фруктов и овощей. Гарольда уговорили сыграть жирного городского кота, пытающегося заменить все фрукты и овощи сухими и консервированными продуктами. Роль последних доверили детишкам постарше – тем, кто помогал Амалии с ее строительными проектами. Кульминацией сценки был выход на сцену доброй феи, которая спасала фрукты и овощи от истребления, а потом, что довольно нелепо, читала лекцию о чудесных свойствах семян чиа. Фею, разумеется, должна была сыграть Амалия.

Ей не удалось уговорить меня на роль феи чиа, но все же я решила прийти на фестиваль хотя бы ради этой сценки. Я лично знала некоторых задействованных в ней детей: так, Матео с Алишей были Фантой и Сникерсом, старший брат Кларинды – папайей, а Пабло, сын гарпунщика Паблито, – брюссельской капустой. Мне было интересно посмотреть, какие костюмы придумала Амалия, наверняка что-то с огоньком. Да и вообще мне давно было пора развеяться: я так увлеклась Томом, что перестала наведываться в деревню.

– Я бы с радостью присоединился, – сказал мне Том. Но он ждал звонка из дома.

– Ничего страшного, я все равно ненадолго, – ответила я.

Фестиваль должны были проводить в центре Андромеды. Когда я пришла, концерт уже был в самом разгаре. Каких тут только не было музыкантов, и почти все они были англоговорящими, хотя прямо сейчас на сцене звучала песня на примитивном испанском про изменение климата и