– Он не мог выжить! – Первый помощник смотрел на часы. Стрелки неотвратимо приближались к отмеченному трехчасовому рубежу. За ним сохраняющаяся до этого призрачная надежда будет безвозвратно утеряна. Приближались… Нет, черт побери! Они неслись по циферблату со скоростью метеора! Затормозить бы их хоть на минуту! А лучше на десять минут…

– Он не выжил, – повторил первый помощник. – Не смог, Михаил Федорович.

– Что значит «не смог»? Должен был! Не для того мы не спали ночами, чтобы он не выжил сейчас! Защита капсулы рассчитана на трехчасовое пребывание в эпицентре термоядерной реакции без летального исхода, – угрюмо бросил Коренков.

– А если не найдут? Не успеют? Там огненное месиво. Поисковые приборы либо выведены из строя, либо бесполезны! Спасатели идут буквально на ощупь.

– Должны успеть!

– Миша, да что же мы стоим-то здесь?! – Первый помощник схватил Коренкова за руку, глядя тому в лицо мокрыми от слез глазами. – Не успеют найти, родимые! Там же радиус поражения – почти пять километров сплошного огня! Как же в глаза Светлане Андреевне после этого смотреть? Не уберегли…

– Ты предлагаешь нам туда полететь? Так сами погибнем и другим будем только мешать! Там же спасатели работают, профессионалы с опытом! Ты когда в последний раз был в эпицентре термоядерной реакции?

– Я даже защитный костюм ни разу не надевал, – поникшим голосом произнес первый помощник.

– Значит, сидим здесь и ждем положительных известий. Другого не остается.

– Да. Ты прав, Михаил Федорович. Вести будут положительные.

Коренков моргнул, отгоняя неприятные воспоминания. В последний момент вспомнился звонок от командира одного из спасательных отрядов. Каждая из команд работала посменно, в строго отведенных квадратах, на которые была оперативно поделена зона поиска. Сменный график позволял людям, облаченным в скафандры высшей категории защиты, не получать облучения. Новая группа грузилась в десантную машину, та поднималась в небо, замирая точно над обозначенным местом поиска. Высадившиеся шли практически вслепую, укрываясь ростовыми щитами от полыхающего вокруг огня. Медленно, в сцепке друг с другом, спасатели прочесывали территорию, стараясь уложиться в регламентированные двадцать минут. Когда до истечения отведенного времени оставалось пять минут, центральные в связке подавали сигнал соседям. Когда люди, передав информацию по цепочке, собирались вместе, старший поисковой группы выстреливал ракетницей вверх. Любая другая связь в условиях зашкаливающего радиационного фона была невозможна. И пока отработавшие свое время группы переводили дух, жадно поглощая воду и чистый кислород, новые отряды спасателей отправлялись в кромешный ад, чтобы отыскать отстрелившуюся от гибнувшего корабля пассажирскую капсулу. Это произошло за мгновение до взрыва и потому не было замечено камерами. Капсула не попала под удар какого-либо из прямых поражающих факторов: в момент взрыва наружные и внутренние термодатчики мгновенно фиксировали повышение температуры сверх предельно допустимого значения, срабатывали пиропатроны, и капсула пассажирского отсека элементарно отстреливалась на манер банальной катапульты времен старых самолетов.

По истечении трех с половиной часов, когда вот-вот должен был поступить приказ об отмене поисковой операции, спасатели дали сигнал об обнаружении капсулы. Два грузовых планера, заякорив при поддержке все тех же сухопутных отрядов долгожданную находку, взмыли с ней ввысь. На экстренно созванном заседании чрезвычайной комиссии Коренков узнал о том, что большая часть людей из поисковых отрядов, несмотря на специальную защиту, все-таки схватила высокие дозы радиации. Позже выяснилась и причина произошедшего.

Как оказалось, все сотрудники спасательных команд добровольно приняли решение о продлении каждого из временных отрезков на несколько минут. Они задерживались в эпицентре, чтобы отыскать гибнущего человека. Окончательное решение вопроса о взыскании решено было отложить до полного выздоровления всех членов спасательной операции. Врачи отделения лучевых и химических болезней, а также отделения дезактивационной терапии обещали выписать последнего из спасателей на амбулаторное наблюдение и санаторное восстановление уже через две недели. Чего нельзя было сказать о космолетчике Белякове.

По отношению к Илье врачебная комиссия отказывалась называть хоть какие-то сроки, давая понять руководителям полетов, друзьям и родственникам, что вопрос выживания в ближайшие дни может быть закрыт вообще. У парня был сломан в двух местах позвоночник, раздроблены кости таза и нижних конечностей, сломана грудная клетка, коллабировано правое легкое с прогрессирующим гемотораксом. Термический ожог семидесяти процентов кожного покрова. Радиационное поражение спинного мозга, органов иммунной защиты и клеток крови.

Каким чудом в этом изуродованном теле еще держалась жизнь, оставалось загадкой.

Затем был длительный курс патогенетической, симптоматической, регенерационной, заместительной и шут знает еще какой терапии. Несколько операций, в том числе по пересадке спинного мозга и наращиванию кожного трансплантата. После двухмесячного пребывания в заживляющем и регенерационном растворах, после бесконечных переливаний доз плазмы, Илью выпустили из больничного заточения домой. Правда, на порядочной дозе иммуносупрессивных препаратов и с продолжительным комплексом лечебной и восстановительной гимнастики.

Так завершилась очередная попытка людей преодолеть сдерживающее их расстояние до ближайших звезд.

– Чего вы стоите-то? – улыбнулась Света. – Проходите. Не знаю, будет ли он рад видеть вас, но очень надеюсь, что лица старых знакомых разрядят обстановку. – Войдя в уютный холл с широким окном, она продолжила: – В последнее время даже мне стало тошно. Нескончаемая рутина процедур, и нет никакой возможности что-то изменить. Но мне легче, ведь я здорова. – Она замолчала на несколько секунд. – Иногда мне кажется, я могу представить, каково ему. Но потом я смотрю ему в глаза и понимаю, что ошибаюсь. – Девушка повернулась к Днепровскому, с отчаянием и мольбой глядя ему в глаза: – Он сейчас сам не свой. – В ее голосе послышалась дрожь. Удерживаемые внутри эмоции готовы были прорвать несокрушимую плотину внешнего спокойствия и хлынуть наружу двумя водопадами слез. – Хочет, чтобы я оставила его. Гонит меня прочь. Ругается, говорит, чтобы я уходила. Чтобы нашла себе другого! А я не хочу. – Она тихо всхлипнула. – Я люблю его. Я не хочу без него… Я не смогу…

– Успокойтесь, Светочка. – Коренков ободряюще положил руку ей на плечо. – Надеюсь, вы окажетесь правы и наш с Сережей визит сможет взбодрить вашего супруга.

– Я тоже на это надеюсь. – Светлана указала рукой на диван, стоявший возле огромной панели телевизора: – Присаживайтесь. Он пока наверху. Через одиннадцать минут заканчивается курс плазмофильтрации. Последний. – Девушка счастливо улыбнулась.

Гости приняли приглашение и сели.

– Принести чего-нибудь? Чай, кофе, сок, вода?

– Мне сок или воду, – кивнул Днепровский. – Больше ничего нельзя.

Рядом с ним раздался какой-то непонятный звук, как будто кто-то часто колотил пальцами по стеклу. Сергей посмотрел в ту сторону: рядом с открытой фрамугой в стекло била своими большими, яркими крыльями бабочка.

Светлана проследила за взглядом Днепровского, подошла и аккуратно сгребла нежное создание в ладони.

– Поможешь? – Она посмотрела на космолетчика.