так же, допускаю, что можете и нарушить. Как уже сделали сегодня!

— Поясни? — удивился Воланд.

— Сделали вид, что нас отпускаете, но, по сути, просто перевели в более просторную камеру, — сказал я.

Воланд задумался.

— Так ты отказываешься к нам присоединиться? — спросил Валентин.

— Естественно! И весь мой предыдущий спич был посвящён именно этому, — сказал я.

— А ты? — Воланд взглянул на Машу.

— Мы, правда, очень торопимся! Дяденьки, отпустите нас, а? — она приложила руку к груди, и сделала бровки домиком.

Она их, вне всяких сомнений, троллила, но очень убедительно. Я и сам на секунду поверил, что она говорит искренне, настолько хорошо она сыграла.

— Куда вы вдвоём можете торопиться, если утром вы пытались друг друга убить? — удивился Валентин.

— Всё поменялось! — вздохнул я, — теперь мы вместе.

На слове вместе Маша косо взглянула на меня, видимо, посчитав это двусмысленное в данном контексте слово перебором.

— Жаль, что вы не хотите присоединиться к нам добровольно, — вздохнул Воланд.

— А вторая сторона медали? — спросил я, — что происходит, если попавшие к вам маги не хотят добровольно присоединяться к вашей… коммуне?

— Тогда они будут работать на нас против своей воли, — спокойно сказал Воланд.

— Но вы же производите впечатление разумных людей и должны понимать, что слово добровольно здесь вообще неуместно! — сказал я, — вы же не даёте никакого реального выбора!

— Выбор есть! — сказал Воланд, — права и возможности в результате этого выбора очень отличаются. Во втором случае их практически нет. Ни прав, ни возможностей. И я искренне не понимаю тех людей, которые в этой ситуации отказываются присоединиться к нам добровольно!

— А знаете, почему не понимаете? — спросил я, ставя на стол пустую чашку.

— Просветите нас! — усмехнулся Валентин.

— Потому что вы на тёмной стороне. А там очень многое непонятно и выглядит странным, что для обычных людей норма. Вы, наверное, искренне удивляетесь, как можно не предать друга, если тебе это выгодно, да? — и я им подмигнул.

Никто из них на эту мою фразу никак не среагировал. И вывод я сделал из этого простой: они, в самом деле, так думают, но признавать это не хотят, чтобы не выглядеть совсем уж отмороженными даже в собственных глазах. Но и отрицать этого не могут, потому что искренне разделяют эту точку зрения.

После небольшой паузы Воланд повернулся к Валентину и спросил:

— Лёгкий или жёсткий?

— Лёгкий! — тут же вставила Амина, не дав Валентину ответить, — а если хорошо справятся, там видно будет. Надо дать им разогреться.

— Может быть, ты и права, — задумчиво на нас глядя, сказал он, — может быть, ты и права. Насчёт жёсткого вообще серьёзно нужно будет подумать. Мы их угробить там можем, а они слишком ценный ресурс!

— А бывает, что мы на жёсткий посылаем неценных? Там всегда только ценные участвуют, — сказал Валентин, — чем эти хуже остальных?

— Не знаю, — пожал плечами Воланд, — думаю, Амина права. Пустим по лёгкому сценарию, а там будет видно. И мы к ним получше присмотримся, и они немного сориентируются и поймут, что нужно делать. А то на жёстком есть шанс, что сразу обнулятся.

— Ну, лёгкий так лёгкий! — сказал Валентин и хлопнул в ладоши.

И в тот же момент я понял, что валюсь со стула на пол. Краем глаза я заметил, что Маша тоже.

Вывод: переговоры прошли хреново!

* * *

Приходя в себя, первое, что я подумал, так это то, насколько же меня всё это достало. Я снова был без сознания и снова очнулся неизвестно где и неизвестно в каком состоянии. В сотый раз, сказав себе, что с этим пора завязывать, я резко открыл глаза, не желая прикидываться спящим, прислушиваться, пытаться сориентироваться в обстановке. К чёрту! Надоело!

Прямо надо мной тускло мерцала обычная лампочка накаливания. Как будто в питающей её сети дико скакало напряжение, диапазон её светимости менялся в разы за несколько секунд. То свет был достаточно ярким, то превращался в тусклое красноватое пятно, почти полностью угасая.

Я повращал зрачками, пытаясь оценить окружающую обстановку. Бетонный потолок, стены из красного кирпича, но всё очень старое, облупившееся, потресканное, раскрошенное… в общем, видавшее виды.

И запах был здесь какой-то неприятный. Пахло чем-то затхлым и подтухшим. Возможно, где-то рядом, в самом деле, кто-то сдох и теперь постепенно разлагался. Вряд ли это был человек, скорее какая-нибудь крыса.

Под спиной я чувствовал неровный пол, усыпанный камнями, которые доставляли не самые приятные ощущения, от лежания на них.

Рядом послышалось шевеление. Я повернул голову и увидел Машу, которая тоже, видимо, только что пришла в себя. Внешне она не изменилась. Одежда на ней была та же самая, никаких повреждений видно не было. Со мной всё обстояло точно так же. Что ж, уже хорошо.

— Ты как? — спросил я.

— Хреново! — проворчала она, — обязательно было их доставать? Ты же хотел быть более дипломатичным.

— Да? — удивился я, — возможно. Но в этом не было смысла. На результат это бы всё равно никак не повлияло. Другой расклад был возможен, только если согласиться на их условия. Но я на это пойти не могу. А ты, как знаешь, я же тебе не указ.

— Ты же говорил, что мы в одной лодке, — удивилась Маша.

— Да, но если бы ты решила сойти из неё на берег, я бы не обиделся. Дело твоё! Жалеешь, что не согласилась на их предложение? Думаю, это ещё не поздно сделать, — сказал я.

— Да нет, — удивительно равнодушно сказала Маша, и в голосе почувствовалась апатия, — тоже дерьмовый вариант.

— Не захотела повторения истории, как в предыдущей банде? Понимаю! — сказал я.

— Тем я была хотя бы жизнью обязана, — вдруг честно призналась Маша, — а эти что? Просто шантаж! Либо так, либо плохо. Дерьмо!

— Да уж, лучше и не назовёшь эту ситуацию! — усмехнулся я, — но если ты в третий раз скажешь «дерьмо», я начну за тебя волноваться.

— Почему? — удивилась Маша.

— Потому что это уже похоже на отчаяние и опускание рук. А это, очень плохие помощники в сложной ситуации, — сказал я.

— Да нет, я