пришли? — вскинула подбородок бывшая врагиня Гаечки.

— Помочь, — ответил Илья. — Можно на базе у нас переночевать. В подвале то есть. Там хотя бы тепло.

Я подхватил его мысль:

— Скоро и сюда спасатели доберутся, поселят лишившихся крова в пунктах временного размещения. А пока так. Пойдете?

Мать и дочь переглянулись и покачали головами, Карасиха покосилась на меня с опаской.

— Да ладно тебе, — примирительно сказал я на ее языке, чего дурище-то мучиться. — Это не мой подвал, между прочим. Боитесь, что ваш дом разграбят, так хоть ты, Катя, иди с нами, чего мерзнуть-то?

— Там диван есть, — добавил Илья. — Можно собрать ценное и перенести туда, пока не потеплеет.

— А что это? Где это? — с надеждой спросила Карасиха.

— Наш подвал, где мы тренировались, — ответил Илья. — Идешь, нет?

И снова они переглянулись. Катька качнула головой.

— Типа спасибо. Но мы в кухне перекантуемся.

— Наше дело — предложить, — развел руками я.

— Спасибо, — поблагодарила мать Катьки. — Правда, спасибо, ребята! Вы такие молодцы. Там, ниже Яков Палыч живет с женой, им к детям никак не добраться, а дом, вот, как у нас. Если правда есть место, заберите их.

— Их менты уже забрали к себе, — проворчала Карасиха и гордо вздернула подбородок. — Короче, мы остаемся.

— Разобью голову назло главврачу, — прошептал я, когда мы покинули двор Карасей, Илья кивнул и поинтересовался:

— Так что, идем к этим старикам?

— К ментам идем, — ответил я. — К Овечкину то есть. Он может организовать сбор потерпевших.

— Половина людей побоится мародеров, — констатировал Илья. — И останется стеречь свое добро.

Мы обходили завалы, а у меня в голове крутилась мысль: всегда, во все времена люди делятся на тех, кто жизнью рискует, пытается помочь, на стервятников, которые только и ждут, как бы попировать на трупах, и на тех, чья хата с краю. Процентное соотношение одинаково во все времена, и всегда хатаскрайщиков больше.

Рев бензопилы то стихал, то усиливался. Овечкин, хоть его дело — малолетних беспредельщиков перевоспитывать, всего себя посвятил общественно полезному труду, еще и двух мужчин привлек. Совместными усилиями они расчистили уже метров сто дороги. Им помогали две пожилые женщины и мальчишка лет десяти, таскали мелкие ветки и куски шифера, складывали у обочины. Еще немного, и до главной дороги проезд будет свободным.

Я подошел к Овечкину, который, хоть сейчас ничего не пилил, на меня не реагировал, и отчеканил:

— Товарищ лейтенант, разрешите обратиться!

Он аж вздрогнул, а его напарник, волокущий бревно, выронил его и уставился на меня, поправил шапку-ушанку. Не дожидаясь вопроса, я доложил:

— В нашем распоряжении имеется теплый и сухой подвал, где можно разместить потерпевших. Пока не прибудет помощь или ветер не стихнет.

Непогода будто бы не соглашалась со мной, взметнула снег и швырнула в лицо.

— Адрес? — заинтересовался второй, с бревном.

Илья назвал его. Мужчины переглянулись, и Овечкин представил напарника:

— Это наш участковый, Анатолий Дмитриевич. Вы правильно обратились.

— Есть помещение, — отчитался я. — Теплое, а это уже много. Питание и горячее питье первое время обеспечим. Потом, надеюсь, нам помогут.

— Расчистка уже ведется в городе, — усталым голосом сказал участковый. — Слишком много разрушений и повреждений. Надеюсь, завтра и к нам доберутся, мы ж на отшибе и в тупике. Спасибо, за помощь, парни. Как вас зовут?

Сперва представился Илья, потом я. Участковый улыбнулся.

— Павел, ты Романа сын, так ведь?

— Романович я, да. Так что, даете добро на вскрытие помещения? А то там замок. Как бандиты повесили, так он и висит, даже после обыска.

— Даю, — махнул рукой участковый.

— Значит, через час помещение будет готово. Но нам нужны кровати. Их можно взять в разрушенных домах. Или хотя бы матрасы и одеяла.

— Попытаемся достать, — кивнул он и посмотрела на Овечкина: — Достанем ведь, да?

Инспектор по делам несовершеннолетних пожал плечами.

— Ну, наверное.

— Вот и решилось, — проговорил я, и мы направились к Вере Ивановне.

Девчонки уже расфасовали ее вещи, ждали нас, а растерянная Вера Ивановна держала в одной руке фарфоровую статуэтку балерины. Во второй — длинный зонт с набалдашником, больше похожий на трость.

Девочки рассказали ей, куда мы пойдем, я добавил, пытаясь поднять чемодан (жаль, без колесиков), он был тяжелым, килограммов двадцать:

— Потом вам предоставят жилье.

Илья поднял более легкую сумку, перекинув лямку через плечо, и мы двинулись на базу. На дороге Вера Ивановна обернулась и посмотрела на разрушенный дом так, словно с покойником прощалась.

* * *

Замок на двери нашего подвала был добротным, и Леониду Эдуардовичу пришлось поработать ломиком, а потом — топором. Изнутри дохнуло сыростью, теплом… и сигаретами. «Славяне» там курили.

— Проходите. — Отец Ильи сделал приглашающий жест и поднял чемодан, который тащил я, пропустил нас и пошел следом.

Внутри все было так же, как раньше, только спортивный инвентарь вынесли: убитый диван, старый стол, два колченогих табурета и ободранный старый стул. Со стены в нашу сторону тянул руку Шреддер, будто хотел нанизать на шипы, чуть дальше был Терминатор с пистолетом.

— Боря рисовал? — севшим голосом спросила Вера Ивановна, опускаясь на диван.

— Боря, — подтвердила Алиса и принялась одеревеневшей тряпкой смахивать со стола крошки в консервную банку с окурками. — Тут бандиты жили, представляете? Которые устроили в городе стрельбу.

— Ага, потом их самих постреляли наши бандиты, — дополнила рассказ Гаечка, а когда Вера Ивановна повела плечами, добавила: — Не здесь. Отсюда они уже сбежали.

Все уже знали, что отец Барика помогал «Славянам», возможно, именно он и привел их в город, но говорить учительнице не стали. Барик и так в тину ушел, на глаза нам показываться боится, и гопота постарше его гоняет — он дома все время сидит.

— Будете чай? — предложил Леонид Эдуардович. — Вы, наверное, замерзли. Давайте поднимемся к нам, но здесь, признаться, теплее.

Вера Ивановна с готовностью вскочила.

— Буду очень благодарна… Мне нужно… А где здесь туалет?

— Увы, нет, — развел руками я.

— Идемте же! Ребята за вещами присмотрят, — повторил Каретников-старший.

Я уселся на нагретое учительницей место, проводил ее взглядом. Натуральная бурая шуба была такой длинной, что подметала пол.

— Можно считать, что