равномерно. В лучшие годы обычный норд-ост вот такой, подует день-три, оторвет то, что плохо приколочено, пролетит пара ворон вперед хвостом, и обходилось без жертв. Такие ураганы, как в этом году, случаются редко и запоминаются надолго.

В обед, закутавшись по глаза, я отправился смотреть, как там обитатели подвала, захватил бабушкину тушенку и килограмм гречки — как раз хватит на обед для пострадавших, а то ведь Каретниковы не могут всех кормить.

Однако на двери в подвал висел новенький замок. Что это значит? Где все? Я поднялся к Каретниковым. Они точно так же, как и мы, расположились на кухне вместе с соседями и грелись газом, благо кухня тут была целых восемь с половиной метров, не то что у нас.

Поздоровавшись с собравшимися, я спросил:

— Где потерпевшие? — Сообразив, что меня не поняли, я уточнил:— Люди, которые были в подвале, куда делись? И почему там замок?

Все повернули ко мне головы, ответил Илья:

— Уехали в пункты временного размещения. Их поселят в гостинице. Во дворе разобьют огромные палатки с печами, чтобы можно было обогреться и приготовить поесть.

— А чего сразу в палатку не поселить?— удивился Ян, поправляя челку и закрывая волосами изуродованные глаз и лицо.

— Ветер усилится, и улетит палатка,— объяснил Илья.

— А-а-а…

— Вообще палатки — странная затея,— проговорил Леонид Эдуардович и добавил:— Замок на двери в подвал — мой, ключ тоже у меня.

Я невольно улыбнулся и спросил:

— Это значит, что база снова наша?

— Думаю, некоторое время да.

Мы с Ильей хлопнули друг друга по рукам. Бесспорно, заниматься в спортзале удобнее, наверное, там мы и будем тренироваться, а на базе — делать уроки, играть в приставку, которую Кабанов так и не выкупил.

Илья проговорил:

— Веру Ивановну забрала Кариночка Сванидзе, у нее гостевой дом пустует до лета, а дальше наша русичка поедет к родственникам в Сыктывкар.

При мысли об этом сделалось тоскливо, и я сказал:

— Не хотелось бы. Она круто ведет урок — заслушаешься.

— Это да, но купить ей квартиру ты вряд ли сможешь,— вздохнул Илья.

— Может, все-таки выплатят компенсацию…

В разговор вступил Леонид Эдуардович:

— Если выплатят, этого в лучшем случае хватит на то, чтобы вставить стекла и двери. А у вашей учительницы дом полностью разрушен. Максимум, что могут сделать— предоставить ей комнату без ремонта в общежитии. Что это такое, ты отлично представляешь. Молодая интеллигентная женщина вряд ли сможет жить среди деклассированных элементов, где что ни день, то пьянка или мордобой.

— Надо написать в московские газеты, чтобы взяли дело на контроль. — Предложил я.— Тогда могут и квартиру Вере Ивановне выделить. Не суперкрутую, конечно. Простенькую, но все же это крыша над головой.

— Москва— это по твоей части,— сказал Илья и обратился к отцу:— Па, а чего мы тут в холоде толчемся, когда в подвале температура вполне сносная? Пойдемте все туда.

— Пойдемте! — Ян, уставший ютиться на кухне, сорвался с места и забегал туда-сюда.

— Никому ни до кого нет дела,— грустно сказал Леонид Эдуардович.

Хотелось поспорить, что, если раздуть происшедшее до масштабов страны, рассказать, что такое норд-ост, который выбрасывает корабли на берег и переворачивает груженые фуры, внимание всей страны будет приковано к событию, кто-то захочет на этом попиариться и возьмет копеечное дело на карандаш. Трат минимум, а общественность довольна. И делать это нужно на уровне Москвы, потому что тут рука руку моет, все выделенные средства украдут и станут покрывать друг друга.

Но спорить я не стал — смысл? Вот если получится, тогда отпадет смысл доказывать свою правоту, и я просто спросил:

— У кого-нибудь есть фотоаппарат? Сохранность гарантирую.

— Как быстро нужен? — спросила тетя Лора. — Ты сможешь проявить снимки?

— Нужен в ближайшее время, это день-два. Плачу две цены за фотографии,— сказал я и добавил:— Плюс две тысячи за аренду в день. Вы меня знаете, я ничего не испорчу и никуда не пропаду.

— Хорошо, сегодня вечером попытаюсь достать,— пообещала она, и я чуть не подпрыгнул от восторга.

Сделаю историческую фотосессию а заодно попытаюсь раскачать Москву. Вдруг заодно получится хотя бы в нашем селе вернуть жилье всем, кто его лишился.

Взрослые отказались идти в подвал, остались в кухне. На лестничной клетке, ёжась от ветра, я спросил:

— Что там наши одноклассники? Про кого что слышно?

— Вроде в порядке все,— ответил Илья. — Про Карася вообще нет новостей. Ты правда собираешься бродить по городу и фотографировать, я правильно понял?

Я кивнул.

— Эти кадры бесценны.

Однако вечером за фотоаппаратом я не пришел из-за усилившегося ветра. На улице снова свистело и ревело, и я боялся, что недавно расчищенную дорогу закидает ветками — столько усилий пропадет впустую!

Керосин в лампе закончился, и мы перешли на свечи. Молоко — тоже закончилось. Делать было нечего, и мы частенько совершали набеги на холодильник… точнее, на балкон, быстро уничтожая запасы.

На четвертый день ветер тоже не думал прекращаться, лишь немного стих. Начало казаться, что этот норд-ост навечно. Зато по дороге проехал грейдер, затем ветки погрузили в самосвалы и вывезли, и на маршрут пустили первый за долгое время ЛиАЗ — белый, пучеглазый, старый, похожий на белую мокрицу с красной полосой.

Жизнь понемногу налаживалась. Одно меня тревожило: все ли в порядке у бабушки.

Глава 10

Ледяной апокалипсис

Третьим транспортным средством, проехавшим по расчищенной дороге, оказалась бабушкина «Победа». Я как раз за фотоаппаратом шел и глазам своим не поверил: наша машина! Каналья за рулем, на колесах цепи! Сойдя с обочины, я махнул рукой, и Алексей меня увидел, остановился. Бабушка выскочила из машины и давай обниматься.

— Ты в порядке? — спросил я. — Дом цел?

— А вы? — задала встречный вопрос она, отстраняясь.

— В полном, — улыбнулся я.

Разнервничавшись, бабушка попыталась раскурить трубку, но из-за ветра ничего не получалось. Пока она пыталась, вылез Каналья и пожал мне руку, отчитался:

— Пока сижу дома, пережидаю — какой уж тут ремонт! Только что мимо проезжал: наша мастерская цела.

— Зато потом клиенты как повалят! — ободрил его я. — У тебя как раз спец по кузову есть, Олег этот.

— Да, машин много побило, — сказал Каналья.

— У Ирины окно выбило, — поделилась бабушка, оставив попытку закурить. —