Иришка. — Никто не ожидал: ни ты, ни я, ни Надя. Этот Черепанов!.. Эта его выходка — это что-то новое. Придушу гадёныша.

* * *

«…Оглядывая свой путь, вспоминая годы, безраздельно отданные Приднепровью, — говорил у меня в голове голос Эммы, — могу сказать, что во второй раз породнился тогда с чудесным краем мощных предприятий и цветущих нив. Отрадно, что мне довелось потрудиться вместе с рабочими, колхозниками, строителями, инженерами, агрономами, учеными этой щедрой земли…»

Сегодня я перед сном попросил Эмму, чтобы она мне озвучила книгу Леонида Ильича Брежнева «Возрождение». «Малую землю» я в прошлой жизни прочёл. «Возрождение» сейчас слушал впервые.

Слушал голос Эммы, представлял при этом, как перевёл бы на немецкий или французский язык те или иные фразы из романа. Изредка прерывал свою виртуальную помощницу — интересовался, как передали иностранным читателям смысл того или иного выражения из романа мои коллеги. В очередной раз убеждался, что «сделал бы лучше».

«…Вот и я, когда приходится бывать в родных местах, — говорила Эмма, — не просто любуюсь красотой днепровских берегов, но вспоминаю: эта дорога прокладывалась еще при мне, и этот Дворец культуры строился в мою бытность, и эти заводы, электростанции, шахты, и эти городские улицы, и колхозные села — в них есть частица моего труда, моих раздумий, моих волнений, бессонных ночей…»

Я услышал, как в Иришкиной части комнаты скрипнули половицы. Повернул голову — увидел, как из-за шкафа появилась похожая в полумраке на призрак моя двоюродная сестра.

Иришка замерла рядом с моей кроватью. Прислушалась к звукам моего дыхания. Тут же пугливо взглянула на окно, где покачнулась штора. Забралась на мою кровать, улеглась на бок. Почти минуту пристально разглядывала моё лицо — я тоже смотрел на сестру сквозь узкую щель между прикрытыми веками.

Я почувствовал на своём лице тепло Иришкиного дыхания.

— Вася, ты спишь? — спросила Лукина.

— Сплю, — ответил я.

Заметил, как дрогнули Иришкины губы: моя сестра улыбнулась.

— Вася, ты думаешь, что Гена сбрил усы ради меня? — спросила Лукина.

«Эмма, стоп».

«Конечно, господин Шульц».

— Нет, — сказал я.

— Что, нет? — переспросила Иришка.

— «Нет» — это значит, что я не думал ни о Генке, ни о его усах. «Нет» — это значит, что Тюляев сбрил усы не ради тебя.

Лукина взглянула на моё лицо.

Я почувствовал, что от неё запахло мятной зубной пастой.

— А мне показалось, что Гена сбрил усы по моей просьбе, — заявила Иришка.

— По твоей, — согласился я. — Но не ради тебя.

Иришка фыркнула.

— Как это? — спросила она. — Разве это не одно и то же?

Лукина приподнялась на локте — теперь она посмотрела на меня сверху вниз.

В её глазах отразилась заглядывавшая к нам в окно луна.

Я вздохнул и ответил:

— Всё очень просто, сестрёнка. Тюляев сделал это ради себя. Тут без вариантов.

— Вот видишь…

— Вижу, — сказал я. — Но не то, что увидела ты. Не обманывай себя, сестрёнка. Чтобы после не разочароваться.

— Не понимаю тебя, братишка, — сказала Иришка. — В чём я разочаруюсь? Вася, поясни.

Глава 10

По тёмному двору проехал автомобиль. Свет его фар скользнул по не зашторенному окну спальни. На секунду он осветил бледное лицо моей двоюродной сестры. За это время я хорошо рассмотрел широко открытые Иришкины глаза. Увидел, что обе косички на голове Лукиной шевельнулись, будто змеи в причёске мифической Медузы Горгоны. Лукина пошевелилась, чуть приблизилась ко мне — пружины кровати тихо скрипнули. За шкафом на Иришкиной половине комнаты громко тикал будильник. Он отсчитывал время до сигнала к моему (и Иришкиному) утреннему пробуждению.

— Сестрёнка, ложись спать, — сказал я. — Завтра поговорим.

Иришка дёрнула головой.

— Я не усну сейчас, — заявила она. — Поговорим сейчас.

Я зевнул, и закрыл глаза.

Почувствовал толчок в бок. Улыбнулся.

— Вася, не спи! — сказала Иришка. — Так не честно! Поговори со мной. Почему ты решил, что Генка сбрил усы не ради меня?

Я снова увидел над собой блеск Иришкиных глаз.

Сказал:

— Потому что по-другому не бывает, сестрёнка. Смирись с этим. Люди, и мужчины в частности — очень эгоистичные существа. Какими бы бескорыстными наши поступки ни выглядели со стороны. Твой Тюляев — не исключение. Это нормально. Так заложено в нас природой. Поэтому не обманывай себя. Не считай Генку «особенным». Сними розовые очки. Воспринимай реальность такой, какая она есть.

Иришка повела плечом.

— Но ведь Генка же их сбрил, — сказала она. — После моего намёка. Разве не так?

— Всё так, сестрёнка. Всё было именно так. Вот только ты не правильно распознала цель Генкиного поступка. Его цель состояла не в том, чтобы ты порадовалась. Не обманывай себя. Бескорыстный Дедушка Мороз остался в детстве. Но детство уже закончилось. Реальность такова, что бескорыстных людей не бывает. Нами движет желание порадовать себя любимых. Мы думаем в первую очередь о себе.

— Неправда! — возразила Лукина. — Не все же мужчины эгоисты…

— Все, — сказал я. — В том числе и я, и твой отец, и Тюляев.

— Почему же Гена не сбрил усы на прошлой неделе? Или не сделал этого месяц назад? Почему он их убрал только после того, как понял: мне он больше нравится без усов?

Косички снова шевельнулись.

— Чтобы понравиться тебе. Разве я с этим спорил?

— Но ты же сказал…

— Я сказал, что сделал он это ради себя любимого. Не понимаешь?

Иришка покачала головой и ответила:

— Нет. Не понимаю.

Я приподнялся, прислонил подушку к спинке кровати. Опёрся об неё спиной — мои глаза оказались на одном уровне с глазами двоюродной сестры. Иришкино дыхание теперь холодило кожу на моей груди.

— Ты рассуждаешь о Генкином поступке, отталкиваясь от того, чего хочешь ты. Ведь это твоё желание: чтобы Тюляев заботился о тебе, порхал вокруг тебя, словно бабочка вокруг цветка. Разве не так?

Я выдержал паузу.

— Допустим, — сказала Иришка.

— Теперь задумайся, чего хочет Геннадий.

Лукина повела плечом и спросила:

— Чего же он хочет?

— В настоящее время он хочет тебя: хочет быть рядом с тобой, хочет тобою обладать. Считает тебя своим ценным призом. Потому он и сбрил усы. Чтобы получить то, чего хочет он. А не потому, что