от лежащего неподалёку разложившегося трупа какого-то животного.

Рядом с лежащим без сознания пилотом развивался на ветру купол парашюта.

Вазим прятался за валунами, но на столь осторожные действия у нас времени не было.

— Обходи справа и держи его на прицеле, — показал я Вазиму направление движения.

В это время израильский пилот пришёл в себя и начал шевелиться. Он попытался встать, скинув с себя шлем. Я поднял автомат и выстрелил рядом с пилотом, подняв вверх «фонтан» песка.

— Оружие в сторону и лицом в песок, — громко сказал я на английском.

Иврита я не знал, а на арабскую речь у пилота могла быть более резкая реакция.

Пилот дёрнулся и начал медленно освобождаться от подвесной системы. Он отбросил в сторону пистолет и застыл.

— Нож тоже, — добавил я, и пилот достал из специального кармана стропорез.

Подойдя ближе к израильскому лётчику, я быстро оценил его состояние.

Из носа шла кровь. Руки дрожали, а глаза бегали из стороны в сторону. Пилот как будто смотрел не на кого-то, а на что-то, находящееся далеко. Тот самый «взгляд на тысячу ярдов», как говорят американцы.

— Судя по характеру травм, далеко он уже не уйдёт, — сказал я Вазиму и начал связывать израильтянину руки ремнём.

Левая нога была в неестественном положении, а сам он стонал и что-то говорил на английском.

— Сломал голеностоп во время приземления, — сказал Вазим, подойдя ближе, не убирая автомат с изготовки.

— Может просто подвернул.

Перевернув пилота, который кряхтел и что-то говорил под нос, я усадил его на задницу и ещё раз осмотрел.

Комбинезон на нём был израильский. Нашивки тоже. На груди была эмблема одной из эскадрилий — красный самолёт в перекрестии прицела. Вспомнить какому из подразделений принадлежит, я не смог. А вот на плече явно была эмблема авиабазы Рамат-Давид. И было кое-что ещё — на плечах не было погон.

— Ладно, забираем и улетаем, — ответил я.

И тут у пилота прорезался голос. Будто он думал, что мы его вот так оставим.

— Согласно конвенции… — начал говорить он, но тут же получил удар по ноге от Вазима.

— Прекратить, — рыкнул я на бортового техника, который был готов ещё добавить пилоту.

Израильтянин буквально взвыл от боли. Видимо нога у него действительно повреждена сильно. Придётся его ещё и тащить.

Тут оказалось, что пилот отошёл от шока и решил ещё раз «выступить». Выражение лица этого смуглого парня с короткими тёмными волосами было весьма заносчивым.

— Вам всё равно конец. Надо будет, мы Дамаск превратим в остров руин. А меня обменяют, и я буду героем, — улыбался пилот.

Вазим вновь не сдержался и врезал израильтянину по лицу. Тот упал, уткнувшись лицом в песок.

— Назад, — оттолкнул я его, а израильтянина усадил на землю.

К грязи от песка на лице добавилась ещё и разбитая губа.

Я вспомнил весь худой запас английского и попытался объяснить ему, что у него мало вариантов выжить.

— Господин пилот, я предлагаю вам больше рот не открывать. В кабине не будет третьего человека, который помешает этому джентльмену вас сбросить с вертолёта. Мы поняли друг друга, — произнёс я.

— Раз вы так ставите вопрос, то конечно поняли, — улыбнулся израильтянин.

— Это был не вопрос, — добавил я и поднял на ноги пилота.

Вместе с Вазимом мы дотащили сбитого израильского лётчика до вертолёта и занесли в грузовую кабину. К этому времени он уже был спокоен, понимая что этот полёт может стать для него последним. А ещё, что он может и не дожить до его конца.

Вернувшись в кабину и взяв управление, я отправил Кешу присматривать за «порядком». Израильский лётчик — ценный пленный. Может пригодиться.

Мы оторвались от поверхности и взяли курс на авиабазу.

— 1-й, с «точки» приказывают возвращаться. Больше искать некого, — проговорил в эфир Асул.

Пока мы были на земле, он успел связаться с базой.

— Понял, — ответил я.

— Спрашивают, кого подобрали? — запросил Асул.

Израильтяне однозначно прослушивают эфир. Нельзя давать им информацию, что лётчик у нас. К тому же с ним что-то не то. Не выходит у меня из головы его нахальное поведение и отсутствие погон.

— Хальхаль-подход, 101-му на связь, — запросил я.

— Ответил, 101-й. Расчётное время прибытия, — вышел в эфир руководитель полётами на авиабазе.

— Через 15 минут рассчитал посадку. К посадке команду технической помощи, пожарный автомобиль и передайте командиру — нужны «бурильщики».

Естественно, что понять такие намёки сразу невозможно. Но рядом с комдивом сидит Зуев, который должен будет догадаться, о ком идёт речь.

— 101-й, информацию приняли, — через минуту ответил руководитель полётами.

В расчётное время выполнили посадку на рулёжку авиабазы. Именно такую команду нам дал РП.

Сразу было видно, что нас встречают по-особому. Никого поблизости из техсостава нет. Спецтехника стоит в стороне, и её не подпускают близко несколько человек с оружием. Зато уже подъехали два внедорожника с затонированными окнами. Это явно не за нами.

Только сдвижная дверь открылась, как из грузовой кабины быстро вытащили израильтянина. Я даже не успел заметить, как его сунули в машину.

— Спасибо за работу, — заглянул в кабину экипажа майор в камуфлированной форме и с чёрным беретом на голове.

Внедорожники уехали, а мы зарулили на место стоянки. После выключения, я не сразу вылез из кресла. Бортовой техник Вазим начал читать молитву. Через пару минут он закончил и устало выдохнул, снимая шлем с головы.

— Страшно было? — спросил я.

— Да, аль-каид. До сих пор руки трясутся, — вытянул ладонь Вазим, которая слегка вздрагивала.

— Всем страшно. Но никто, кроме нас эту работу не сделает, — ответил я, и Вазим, поднявшись с сидушки, вышел в грузовую кабину.

Техники хватались за голову и возносили руки к небу, осматривая вертолёт.

— Как⁈ Почему⁈ Он больше летать не сможет, — возмущался сирийский инженер в очках, показывая на пробоины в фюзеляже.

Тут из-за спины вышел Кеша, который выглядел недовольным.

— Сан Саныч, чего он скулит⁈ Я просто арабского не знаю, а ты знаешь. Пошли его куда подальше.

— Он не пойдёт туда, Кеша, — ответил я, посмотрев на вертолёт.

Ничего такого, чтобы нельзя было починить или залатать. Несколько пробоин в фюзеляже. Люк на створке рампы был весь в дырках. Лопасти простреляны, а в остальном всё в норме.