— С кем⁈ — в глазах Данте мелькнул панический ужас — но тут же погас. — Ты про ту адскую тварь?.. Даже не думай призвать её снова! Теперь я готов встретиться с ней лицом к лицу! Только лишь сначала прикончу того, кто дерзнул поднять руку на Богов…

Я оглянулся на Лебедевых, Хаска и Анжелу. Им бы лучше держаться подальше, а то ещё зацепит…

Те, однако, стояли, ничуть не выказывая беспокойства — только суровую решимость. Лебедевы и Хаск держались вместе, как одна команда, готовые, в случае чего, прикрыть и защитить друг друга; Анжела держалась чуть позади и, кажется, что-то искала в своей небольшой сумочке с логотипом дорогого бренда.

— Не беспокойся, — заметил я. — На этот раз помощь Берика мне не понадобится.

Печать на ладони чесалась, но уже не в буквальном смысле; мне просто не терпелось скорее прикончить Данте и сбросить с себя проклятие Дита.

— Может, отпустишь уже этого доходягу? — я кивнул на распластанного на полу Антона с обломком его меча. — И сразишься с кем-нибудь в своей весовой категории?

Это, конечно, тоже было лукавством. В одной весовой категории с Данте я был вчера утром, до визита на Олимп, а после того, что там произошло, я шагнул далеко вперёд. Но он этого не знает, и отлично. Если так задуматься… несмотря на всё раздражение, которое вызывал у меня Антон, лучше бы ему всё-таки остаться в живых. Мне и правда хотелось заключить союз с герцогом Аквилой, хотелось остаться здесь, в герцогстве… а сметь Антона, кхм, кхм, «затруднит переговорный фон». Так сказать.

— Зачем же мне выбирать между двумя удовольствиями? — Данте вновь расплылся в безумной улыбке. — Я убью Кислевского, в затем отдам должное и тебе, Сизиф. О-о-о, господин Дит будет так рад возвращению беглого узника! Ему не понравилось, что ты ускользнул…

— Ага, я в курсе, — я поморщился и шагнул вперёд. — Давай-ка лучше ты сначала сразишься со мной, а? Если победишь, то Антон и остальные и так никуда не денутся от тебя…

— Эй, мудак!! — взвыл Антон на полу. — Ты тут что, пари на мою жизнь, что ли, заключаешь⁈

Я удивлённо глянул на него. Да нет, вообще-то наоборот — спасти тебя пытаюсь. А что, у тебя есть какие-то возражения?

— Слушай, кто ты там такой!.. — Антон неожиданно вцепился Данте в штанину, не пытаясь убрать со своей груди его ногу, а просто привлекая внимание. Кхм… ему что, и правда жить надоело? — Не знаю, что ты думаешь там и что тебе надо, но… если ты мстишь за Богов — то тебе нужен не я! А-а он! Да!

Данте вскинул бровь и поиграл в воздухе мечом.

— Ты так думаешь?.. Мальчик, чьё лицо глядит со всех плакатов герцогства…

— Это всё отец! — заорал Антон, чуть дёргаясь. — Это была его идея! А Б-богов убил Сизиф! Я… я не собирался… всё из-за него!

— Тьфу, — неожиданно сплюнул Хаск. — Я, конечно, знал, что ты мудак, Кислевский, но чтобы до такой степени…

— Хаск, не плюй на пол, — сдержанно попросила Августа Лебедева. — Хотя по существу ты, конечно, прав.

— На все сто, — согласился Юлий.

В глазах Данте зажёгся непонятный блеск — торжество, смешанное с чем-то, чего я пока не мог расшифровать.

— Вот, значит, как? — рассмеялся он, не убирая ноги и занесённого меча; держал свой огромный клинок он легко, безо всякого видимого усилия. — Ну и кого ты пытаешься обмануть, грешник? Я чую твой обман; он смердит, как и все прочие твои грехи

Данте покачал головой и занёс меч чуть-чуть повыше — как будто хотел посмотреть, что тогда произойдёт.

— Эй!! Эй-эй! — заорал Антон, лицо которого исказилось в животном ужасе. Кажется, умирать первый мечник герцога был пока совершенно не готов. — Да, я убил Гименея… но так вышло! Я… я пытался ударить Сизифа… тот подставился под удар…

— Ложь!! — Данте надавил ногой; в рёбрах у Антона что-то хрустнуло, тот заорал. — Давай! Скажи правду!

Он словно ставил на Антоне эксперимент, глядя, до какого отчаяния и унижения тот дойдёт, вымаливая себе жизнь. И… меня почему-то этот эксперимент тоже захватил. Я не вмешивался, склонив голову набок и наблюдая. Не вмешивались и другие.

— Ладно! Ладно! — взвыл Кислевский. — А-а-а, пусти, не жми так… Я убил Гименея!.. Но… но…

Глаза мечника наполнились слезами.

— Знаешь, что было перед этим? Знаешь⁈

— Узнаю, когда ты расскажешь мне об этом, — улыбался Данте. — Начинай, видишь — тебя слушают все!

— Да к чёрту их, это они во всём виноваты… Я убил Гименея, когда тот уже почти согласился…

— Согласился на что⁈ — Данте снова надавил.

— А-а-а… Предать Богов! — Антон уже не вырывался, просто умоляюще, со слезами глядел на своего мучителя. — Перейти на нашу сто… на сторону людей! Да, я убил его… но я, можно сказать, спас его от предательства… от позора… Помог остальным Богам…

Данте не выдержал; убрав ногу с груди Антона, он опустил меч и, запрокинув голову, хрипло расхохотался; неприятный, каркающий смех беловолосого типа разносился под высоким потолком гостевых покоев.

— Н-но я убил только Гименея! — воодушевлённый и обрадованный тем, что ему больше не ломают рёбра и не грозят снести голову мечом, заговорил Антон — быстрее и жарче. — Остальных убил Сизиф!.. И эти… его дружки… всё они! Они убили Хнума… убили Баст… Арьямана… остальных…

Хаск сплюнул на пол. Снова. И на этот раз ни брат, ни сестра Лебедевы ничего ему ни сказали.

— Ты! — ткнул Данте пальцем в грудь Антону. — Знаешь, что можешь быть лучше мёртвого символа?

— Ч-что?.. — тот отползал назад; кажется, рёбра у него были всё же целы — или, по крайней мере, рана не мешала быстро двигаться.

— Сломанный символ, — выдохнул Данте. — Лучше, чем отрубленная в бою голова лидера восстания, может быть только живой лидер восстания, который, весь в слезах и в соплях, ползает на коленях и вымаливает пощады, готовый сдать и обвинить своих товарищей. Богам это понравится.

— Кха, кха, — громко заметил я. — Кстати, о Богах… ты, наверное, ещё не знаешь, Данте, но…

— Не перебивай, Сизиф! — Данте