пробежался по нам взглядом; наверное, в иной ситуации он и правда попытался бы прикончить тут всех — один, без Данте — но сейчас сила была не на его стороне, и он отчаянно это понимал. Он и заикался-то именно после того, как увидел, на что я на деле способен!

Так что он предпринял единственное, что мог в этой ситуации — быстро выбежал за дверь, чуть хромая и продолжая держаться за грудь.

Его никто не останавливал.

…спустя полминуты гробовой тишины я тихо рассмеялся и присел на краешек стула, чудом уцелевшего в разгроме комнаты.

— Вот ведь идиот. Кажется, он так и не заметил…

— Не заметил что? — уточнил Юлий.

Я кивнул в сторону Анжелы.

— Того, что всё это снималось на телефон. Интересно было бы взглянуть на его реакцию, когда он узнает…

Я повернулся к дочери герцога.

— Уже пустила это в эфир, надо полагать?

— Не-а, — покачала головой та. — Пока — лишь скопировала для страховки. Такие вещи лучше использовать строго в нужный момент.

— Вот как, — кивнул я. — И зачем тебе это, можно поинтересоваться?

Она пожала плечами.

— Мой отец… хороший политик, но как отец — оставляет желать лучшего. Меня давно уже не устраивает то, что он собирается выдать меня за Антона из своих интересов. Думаю, после того как я покажу ему это видео, вопрос со свадьбой будет закрыт раз и навсегда, а если нет — что ж, тогда видео будет обнародовано.

— Часть, где Сизиф выпускает Данте кишки, придётся блюрить… — пробормотала Августа.

Я хмыкнул.

— Забавно…

— Что именно? — не поняла Анжела.

— Антон, насколько помню, тоже не горел желанием заключать этот брак, — пояснил я. — Впрочем, это было до того, как звёздная болезнь окончательно ударила ему в голову…

Я решительно встал — и протянул меч Хаску.

— Думаю, мне тоже пора поговорить с твоим отцом. Займёмся уже наконец-то делом.

Глава 18

— Мой достойный собрат… Скорбно видеть, что ты оказался побеждённым. Такие, как мы, должны царствовать вечно, а не обращаться во прах…

Один говорил величественно, церемонно, растягивая слова; единственный глаз Всеотца скандинавского пантеона с царственной печалью обозревал руины, оставшиеся от дворца Зевса. Без властителя этих мест Олимп быстро, даже стремительно приходил в упадок, и дворец разрушался вместе со всем остальным буквально на глазах. Пара дней — и здесь останется лишь тёмная пустошь, а пока Боги явились, чтобы постоять здесь, отдать дань памяти своим павшим товарищам — и решить, что делать дальше.

— Сколько пафоса… — прошептал Осирис, наклоняясь к уху стоящей рядом Мораны. — «Достойный собрат», «должны царствовать вечно»… Да он же сам его ненавидел!

— Небось, жалеет сейчас, что не прибил его сам, — рассмеялась Морана в ответ — тихим, сухим смешком. — Он бы давно это сделал, да не был уверен, что победит. А теперь увидел, что Зевс умер, и решил, что тот был слабаком…

Стоящие рядом Боги покосились на них, но ничего не сказали; по счастью, сам Один находился достаточно далеко и не расслышал тихих разговоров.

— Люди и раньше показывали свою непокорность, — продолжал Один. — Люди смели поднимать руку на таких, как мы. Но сейчас они перешли последнюю черту, и должны быть наказаны. Все вы знаете; Зевс готовился к войне с людьми, Зевс желал её всем сердцем. Разве не долженствует нам теперь, в память о нём, начать эту войну — и победить⁈

— Да!!! — заорали Боги — если не все, то большинство, по крайней мере. Громче всех орали самые воинственные — Тор, Морриган, Уицилопочтли… — Атакуем людей! Они умоются в крови!!!

— А затем, — постепенно голос Одина набирал силу, становился из скорбно-приглушённого торжествующим и гремящим, — затем мы повергнем весь бренный человеческий мир в прах! В чистую энергию, из которой он однажды был создан! И из этой энергии мир будет воссоздан снова — уже идеальным, в котором у людей не будет и мысли о непокорности…

Дит, стоящий в окружении других Богов Смерти, поморщился.

— Значит, Один и остальные по-прежнему хотят перезапустить Вселенную. Я-то надеялся, что гибель олимпийцев заставит их отказаться об этих планов…

Боги Смерти стояли чуть поодаль — группа негласных отщепенцев среди всех небожителей, владыки разных областей подземного мира.

— Надейся, — поморщился Осирис. — Им плевать на то, что потеряем мы, если мир перезапустится. Они никогда нас ни во что не ставили. Даже моя собственная жена…

Он покосился вперёд, туда, где Исида и Сет стояли плечом к плечу и орали воинственные лозунги, приветствуя план Одина и потрясая в воздухе кулаками.

— Вы разве не расстались? — хмыкнула Морана. — Кажется, я что-то такое слышала… тысячи две или три лет назад…

— Ой, да брось, можно подумать, ты из своего глухого угла следишь за тем, что происходит у нас в Египте, — Осирис закатил глаза. — Две-три тысячи лет? Серьёзно? За это время мы сходились и расходились около десятка раз, наверное…

Дит поглядел на них со сдержанной суровостью.

— Так и будете обсуждать семейные дела? Или, может быть, поговорим о делах?

— Дела? — на него посмотрела Хель. — А у тебя есть что-то посущественней, чем «ой, давайте обсудим, какие остальные нехорошие и как они нас избегают»?

— Они нас не избегают, — покачал головой Дит. — Они нас боятся, просто не хотят в этом признаваться — ни нам, ни друг другу, ни самим себе. Как будто вы сами этого не знаете.

Лица Богов Смерти выражали разное. Кто-то согласно покивал, кто-то с сомнением покачал головой.

Тем не менее, Дит знал, что в глубине души каждый из Богов Смерти знает, что он прав. Более того — каждый из них считает так же.

Их, Богов Смерти, не любили. Уважали. Боялись. Сторонились, но в то же время изображали радость и радушие при встрече с ними. Никогда никуда не звали первыми, если только была такая возможность, но при этом не решались напрямую выгонять их со встреч и гулянок. Смерти боится каждый, а уж бессмертные — особенно. Да что там — даже сами Боги Смерти порой боялись смерти!..

— Их сила — он молитв живых, — продолжил Дит, — а наша — от стенаний покойников. Им нужны молитвы, а мы всё равно