А ведь когда-то Гордеев преподавал в престижном лицее Владимира, купаясь в лучах славы и всеобщего обожания. Студенты записывали каждое слово, коллеги завидовали его острому уму и начитанности. Особенно его прельщало внимание юных дев из знатных семей. Как они восторгались его познаниями в искусстве, какими горящими глазами смотрели!

Одну такую, впечатлительную несовершеннолетнюю дурочку, он сумел пленить своей эрудицией и великолепным чувством юмора, отчего та легко рассталась со своей невинностью. Она единственная по-настоящему понимала глубину его натуры, ценила его утончённый вкус.

О да, девица влюбилась в него без памяти, и Кузьма умело держал её на крючке, точно рыбину, чтобы в назначенный час, после наступления совершеннолетия, подсечь её и вытащить на берег.

Дело уже шло к браку, но, увы, всё испортил отец девицы, грубый, но влиятельный боярин, чей примитивный ум не мог постичь масштаба всей свалившейся на него удачи. Да любой граф бы мечтал, чтобы его зятем стал такой человек, как Гордеев! Прознав о случившемся, боярин в гневе поклялся вздёрнуть «негодяя» на ближайшем суку. И это не были пустые слова.

Петровичу пришлось спешно бежать из города, спасая свою жизнь. Так он оказался в Угрюмихе, среди грязи и невежества. И вот теперь он вынужден прозябать здесь, в этой дыре, тратить свой дар на неблагодарных олухов, чьи дети едва могут читать по слогам. А всё из-за тупости и ограниченности тех, кто волею случая оказался у власти.

Взяв на себя роль учителя, он быстро завоевал расположение местных, считавших его чуть ли не святым, несущим свет знаний в их убогие жизни.

Втайне же Кузьма люто ненавидел всех и каждого из них, мечтая вырваться из Угрюмихи любой ценой. И лучшим способом добиться желаемого были доносы. Он и раньше не гнушался писать кляузы, чтобы избавиться от неугодных. Так, по его навету, арестовали другого учителя и соседку, посмевших критиковать княжескую власть.

Теперь Петрович решил повторить этот трюк. Сперва он настрочил донос на охотников, промышлявших в лесах добычей Реклитов и Эссенции. Увы, этого оказалось мало. Удача улыбнулась Кузьме, когда в деревне объявился новый опальный воевода. Категоричный, решительный, не от мира сего. Петрович сразу смекнул, что это его шанс выслужиться перед властями.

Учитель принялся втайне собирать сведения о Платонове. Подслушивал разговоры, выспрашивал у селян. Особенно словоохотлив оказался мельник, который жаловался, что воевода едва ли не силой отобрал у него лошадей. Петрович аккуратно сложил все факты в кучу, и, подав их под правильным соусом, состряпал убийственный донос. Осталось только сдать Платонова с потрохами и вернуть себе достойное место.

От этих благостных мыслей его отвлёк скрип открываемой двери. Укутанный в тёплую одежду мужчина торопливо просеменил внутрь. Там его уже ждал хмурый Волков. Он окинул Кузьму недовольным взглядом и процедил сквозь зубы:

— Какого чёрта тебе надо в такой час? Ты не знаешь, что всем велено сидеть по домам?

Петрович втянул голову в плечи и забормотал, заискивающе улыбаясь:

— Прошу прощения, господин дознаватель, но у меня есть сведения чрезвычайной важности. Я просто не имел права медлить. Поверьте, вы захотите услышать это!

Лука Северьянович скептически хмыкнул, но сделал приглашающий жест рукой, мол, выкладывай.

Учитель облизал губы, рассуждая про себя, как бы лучше подать информацию, но его размышления прервал резкий окрик Волкова:

— Ну, так что за срочность? Говори быстрее, не тяни кота за хвост.

Петрович поспешно вскочил и выпалил:

— Воевода собирается нарушить комендантский час! Нынче ночью он выберется за ограду. Платонов будто бы припрятал там клад купца Гривина и хочет его откопать, чтобы подкупить вас, господин следователь.

Волков недоверчиво прищурился:

— Откуда такие сведения?

— Так сам проболтался, — горячо зашептал Кузьма. — Меня вон тоже пытался подкупить. Обещал осыпать золотом, если на допросе я дам показания в его пользу.

Дознаватель задумчиво потёр подбородок. По лицу было видно, что новость пришлась ему по душе. Резко развернувшись, он рявкнул стоявшим за дверью драгунам:

— Слышали? Снять охрану с дома воеводы. Но глаз с него не спускать. Чуть дёрнется за околицу — немедля докладывать.

Солдаты вытянулись и гаркнули: «Есть!».

Петрович переступил с ноги на ногу и робко подал голос:

— А как же моя награда? Вы ведь обещали…

Лука развернулся так резко, что доносчик отшатнулся. Удар тыльной стороной ладони пришёлся вскользь по щеке.

— Когда Платонова вздёрнем, тогда и получишь своё, червь. И только тогда! А теперь пошёл вон, пока я не передумал!

Кузьма заюлил, заискивающе заглядывая в глаза дознавателю:

— Позвольте-позвольте, у меня ещё есть сведения! Вот, извольте: в деревне проживает некая Агафья, весьма подозрительная особа, якобы травница, а на деле — настоящая ведьма! Её микстуры неоднократно приводили к падежу скота и болезням среди населения. О, и ещё! Ткачиха Евдокия, совершенно безнравственная особа, та ещё блудница, соблазняющая честных мужчин.

Всех, кроме меня, а потому что знает шельма, что я лучше её!

— Рекомендую взять её в железо и пытать покуда не признается, все её грехи тотчас откроются! И охотники эти, сообщники Платонова… Они ведь Грвина вместе убивали!

— Не учи учёного, — осклабился Лука. — Каждый получит своё, не сомневайся.

С этими словами дознаватель больно ткнул Петровича кулаком в грудь, выпроваживая взашей. Кузьма не посмел перечить. Спотыкаясь, он выбрался на крыльцо, плотно притворив за собой дверь.

«Ну погоди, собака, — зло думал учитель, потирая ушибленное место. — Я тебе это ещё припомню».

В своём воображении он уже строчил новый донос, теперь на Волкова. Превышение полномочий, рукоприкладство, злоупотребления властью — о, у него найдётся, в чём обвинить зарвавшегося дознавателя.

Кузьма неторопливо зашагал прочь, то и дело оглядываясь по сторонам. На губах змеилась мстительная ухмылка. Скоро, совсем скоро он вырвется из этой глуши. И уж тогда все, кто унижал и недооценивал его, пожалеют. О, как они пожалеют!

Затерявшись меж покосившихся изб, Петрович растворился в ночной мгле. А над Угрюмихой по-прежнему висела тишина, нарушаемая лишь одиночным протяжным волчьим воем.

* * *

Я с шумом втянул в себя воздух, осознав, кто именно был тайным доносчиком. Треклятый Петрович! Вот уж от кого не ожидал подобной подлости. При нашей первой беседе он не произвёл впечатления мерзавца. Да, был слегка высокомерен и самодоволен, но в целом казался безобидным.

Лишь на казни Савелия и Гривина учитель показался мне странным. В отличие от прочих селян, он взирал на расправу с леденящим спокойствием. Ни следа страха, злорадства или хотя бы волнения.