чем стало совершенно очевидно, что Петрович испарился без следа.

Видя через Скальда, как Волков решительным шагом направляется к моему дому, я неторопливо устроился в кресле с книгой. Ворон, посмеиваясь, комментировал происходящее:

«Слушай, а он забавный, когда злится — весь красный, как помидор! Ой, кажется, сюда идёт. Калитку пинком снёс… И чего это вы, люди, так любите всё крушить? Глупые создания, не то что мы, мудрейшие вороны!..»

Через минуту дверь в мою комнату с грохотом распахнулась. На пороге, тяжело дыша, стоял взбешённый Лука. Алые пятна на белых от холода щеках выдавали крайнюю степень напряжение, а глаза его метали молнии.

— Что ты с ним сделал⁈ — прорычал дознаватель, сжимая кулаки.

Глава 4

— С кем?

— С моим информатором!

Я изобразил лёгкое удивление и с ноткой иронии поинтересовался:

— А что с ним случилось?

Волков побагровел, выпучив глаза. Казалось, его сейчас удар хватит от ярости.

— Он исчез! — рявкнул дознаватель.

Я картинно с недоумением развёл руками:

— Каким же образом, если ваши люди неусыпно стерегут покой Угрюмихи от любых угроз?

Лука Северьянович заскрипел зубами. Было видно, что он с трудом сдерживается, чтобы не сорваться на крик.

— Не придуривайтесь, боярин. Вы прекрасно знаете, что это он написал на вас донос!

Я укоризненно покачал головой:

— Клевету. Вот какое слово вы ищете. Создатель той бездарной бумажки измыслил гнусную клевету. Почему он исчез? — я пожал плечами. — Возможно, его замучила совесть. Или он просто решил не лжесвидетельствовать против невиновного.

Следователь зашипел сквозь зубы, как разъярённая гадюка:

— Думаете, что самый умный, сударь? Ничего, мы ещё посмотрим, как вы запоёте, когда я лично вас допрошу с пристрастием. И подельники ваши тоже всё выложат, даже не сомневайтесь, ведь в одиночку вы подобное провернуть не могли.

Я спокойно встретил бешеный взгляд собеседника и усмехнулся:

— Валяйте. Истина от этого не изменится. Как бы вы ни тужились, а обвинить меня вам не в чем.

Дознаватель набычился, багровея ещё сильнее. Не привык он к подобному отпору. Обычно обвиняемые терялись, начиная жалко лопотать и просить о снисхождении.

Сверля меня ненавидящим взглядом, он рявкнул:

— Ничего, Платонов, это ненадолго. Я найду тело этого писаки и докажу, что вы — убийца!

С этими словами Волков вылетел вон, грохнув дверью так, что ставни жалобно задребезжали. Я философски пожал плечами. Что ж, пусть ищет. Хоть до Рагнарока.

Наутро я разослал весточки своим людям. Через Бориса, Гаврилу и Захара передал, чтоб держались и не робели. Улик против меня у противника больше нет, шторм почти миновал. Селяне воспряли духом, по Угрюмихе пронёсся облегчённый вздох. Однако следствие ещё не закончилось.

Через Скальда я наблюдал, как на допрос вызывают моих ближайших соратников.

— Я при боярине с самого его детства, — Захар расправил плечи, в голосе зазвучала неприкрытая гордость. — С младых ногтей его знаю. Раньше, может, и ветреный был, а как в Угрюмиху попал, сразу видно стало — настоящий воевода! Не чета тому, кто раньше тут сидел. Сам видел, как он этих мошенников, Савелия со Гривиным, на чистую воду вывел. Они-то думали, запугают местных, а вышло наоборот. Очки вон магические мне, старику сермяжному, подарил. Другого такого господина — щедрого и о людях пекущегося — днём с огнём не сыщешь!

Дальше завели Бориса.

— Всё было так, — охотник подался вперёд, глаза его загорелись азартом. — Сперва в лесу на тракте, Гривин со своими молодцами засаду устроил. Думали, мы — лёгкая добыча. Да только воевода как развернётся, магией их ошпарил всех, а после раскидал, будто щенят. Я такой ловкости отродясь не видал — словно в тумане двигался. Он нам всем жизнь спас, а могли ведь и убить! Какой же он злодей после этого? Он защитник наш! Вот что скажу — такому командиру и служить не зазорно!

После него завели Федота.

— Это ещё не всё, — охотник нервно теребил рукав, но говорил решительно. — Он же как в город поехал, припасов накупил — и зерна, и соли, и всякого добра. Телегу доверху нагрузил! Из своих денег заплатил, между прочим. А ведь сейчас, зимой, без этих запасов худо бы нам пришлось. Он о людях думает, не то что прежний глава. Вон, даже семена привёз, чтоб по весне сажать. С таким хозяином деревня наконец-то оживёт, помяните моё слово!

Следующим на очереди оказался Силантий.

— Я вам вот что доложу, — охотник степенно огладил бороду, взгляд его был твёрд и спокоен. — Когда Гривина брали, я сам там стоял, своими ушами слышал. Он ведь, как припёрли его, сразу и раскололся. Рассказал, как с головорезами сговаривался, как деньги им платил, чтоб воеводу нашего порешили. Да только не учёл он, что Прохор Игнатьевич не из тех, кого легко одолеть. Я в этих местах всю жизнь прожил, много всякого навидался, но чтоб человек так за правду стоял и людей защищал — такого ещё не встречал.

Потом позвали мельника.

— А вы знаете, господин дознаватель, — Степан нервно комкал в руках край фартука, — я ведь сперва сам воеводу опасался. Думал, как все новые начальники — только взятки брать горазд. Даже когда лошадей ему давал, боялся, что больше их никогда не увижу. А тот вернулся из поездки и честь по чести рассчитался за них. Даже сверху накинул. А потом и вовсе первым делом торговлю честную наладил, чтоб не грабили нас перекупщики. Тот же Гривин, земля ему пухом, втридорога товар брал, а платил нашим охотникам гроши. Я-то знаю, сам торговые книги веду. А Прохор Игнатьевич сразу всё по справедливости устроил: и цены честные, и доля каждого. Такому воеводе не грех и послужить — он слово держит и людей не обижает.

Даже Василиса удостоилась вызова.

— Меня Бездушные едва не убили, когда я травы собирала, — она вскинула подбородок, в зелёных глазах сверкнул вызов. Прохор Игнатьевич не побоялся — сам в бой кинулся, спас меня. А вы говорите — «преступник»? Он ни единого дурного слова в мой адрес не позволил себе. Не пытался воспользоваться ситуацией, если вы понимаете о чём я. Да при нём в деревне впервые порядок появился. От Бездушных защита, припасы в амбарах, люди больше не боятся в лес ходить. Редко встретишь человека столь же благородного и решительного. Вот вам и вся правда.

Под конец дошёл