верхушечный сброд, по большому счету ничего не делающий, делает вид, что руководит действиями электрика Лехи, который и без них прекрасно знает, что нужно делать, потому, что делал все то же самое еще лет пятьдесят назад, задолго до того, как расплодилась вся эта бюрократическая нечисть. А им всем надо платить деньги. Это все звенья бюджетной отрасли нашего государства. Да чего тебе объяснять-то? Сам же понимаешь.

– Это как в анекдоте, – кивнул Вахтер. – Она: «Я фотограф, бьюти-модель, писатель, художница, видеоблогер». Он: «А я тоже ни хрена не умею делать».

– Вот в этом вся суть. Сейчас очень много тех, кто ничего не делает. Я даже не беру в расчет факт производства или добычи. Кругом куча людей, которые, лично для меня, вообще непонятно чем занимаются.

И это все культивируется средствами массовой информации при попустительстве правительства. Когда ты в последний раз видел какой-нибудь фильм или читал в журнале о героях труда, комбайнерах и слесарях, выполняющих по три нормы в день? Я что-то не припомню такого за последние двадцать шесть лет. Одни звезды шоу-бизнеса, эстрады, обманутые жертвы, школьницы, танцующие стриптиз, и родители подростков, выбросившихся из окон под проходящий мимо поезд. Я принципиально телевизор не включаю последние лет пять. И никто не хочет понимать, что если из нашей жизни исчезнут, скажем, певцы-фонограммщики, топ-модели, свадебные фотографы, пиар-менеджеры, кулинарные критики и прочее бессмысленное стадо, которое, по сути, ничем не занимается, то мир этого даже не заметит. А вот если на работу, только на одну неделю, не выйдут учителя, врачи, полиция, пожарные, техники, электрики и сантехники, нас будет ждать катастрофа и закат цивилизации. Сколько трупов будет в квартирах и больницах только одного Новосибирска при таком раскладе? Но у нас все хорошо. И новостные ленты забиты историями о каком-то козле, который гонял по городу на папиной тачке. И что он получил за это? Не срок и не штраф. А всеобщую известность благодаря средствам массовой информации. И остальные будут смотреть на него и делать так же, потому что известности хотят все, а делать что-то для этого, действительно стоящее, – никто. Отсюда и падение нравов. А вот если бы вместо того чтобы освещать в новостях подобную хрень, взять да тихо засадить этого малолетнего придурка в тюрьму лет этак на пятнадцать, даже особо не афишируя, вот тогда, я думаю, пусть немного, но все стало бы по-другому.

Но самое страшное в том, что и электрик Леха, и бьюти-модель совершенно ничего не делают для того, чтобы исправить сложившуюся ситуацию. Просто один, чтобы выжить, делает что-то полезное, и потому его можно расценивать как хорошего человека, приносящего пользу обществу, а видеоблогер не делает даже этого. Он просто паразит.

Из темного угла, где спал Варан, вынырнул Зол.

– До того, как попасть сюда, я каждый день видел столько бесполезных людей. – Валерий присел к двум бойцам. – А ведь они могли бы принести реальную пользу обществу: например, стать донорами органов.

– Если брать еще глубже, – усмехнулся на шутку Шаман, – то, на первый взгляд, мы с тобой как раз не относимся к подобным бессмысленным созданиям. Мы не паразитируем на других. Вроде бы даже приносим пользу обществу, защищая тех, кто добывает ресурсы и исследует новые земли. И все, с одной стороны, хорошо и гладко. И тебя это успокаивает. И меня – до определенного времени. Но, по факту, мы получается с ними заодно. С этими паразитами.

– Почему?

– Потому же, про что я говорил ранее. Мы не против них. Мы инертно, с равнодушием взираем на весь беспредел, что творится вокруг, мечтая только о том, чтобы заработать то, что нам обещают. Мы не идем против системы. Единицы, пытающиеся сколотить оппозицию, заканчивают свои дни слишком быстро, не успевая предпринять ничего существенного, так как окружающая их толпа с самого начала просто смотрит, чем закончится очередное сражение. Если начнут побеждать «наши», то мы с радостью поможем, так как мы же за них, а не за этих, которые всем уже поперек горла. А если побеждать будут другие, то мы посидим в сторонке, чтобы карающая рука не достала нас и наши семьи.

– Но ведь не везде же так, – вставил свою ноту сомнения Вахтер.

– Конечно, везде. За примером, кстати, далеко ходить не надо. Была одна японская фирма, которая в две тысячи восьмом году выпустила автомобиль с двигателем, работающем за счет расщепления молекул воды. На тестовых пробегах литра воды хватало на час езды со скоростью порядка восьмидесяти километров в час. Нормально, да? Ну, и где теперь эта компания? Про нее уже давно ничего не слышно, хотя они добились работоспособной модели. Но революция захлебнулась, так как массовый выпуск таких машин просто-напросто разрушил бы всю экономику нефтяных магнатов. И естественно, что те, кто присвоили себе чужое и ввели законы, чтобы обокраденные ими работали на них и их же защищали, просто так ничего никому не отдадут.

– Да это понятно, – буркнул Вахтер. Какое-то время они сидели молча, после чего последний продолжил: – У меня на прошлой работе была девочка знакомая. Она рассказывала, что ее муж работает на заводе, который ориентирован на оборонку. Что-то там для ракет делают или для самолетов. Какие-то детали. И он пашет, чтобы прокормить жену и детей, в три смены, так как на одну у него зарплата двадцать тысяч. И так почти везде. И вот ради того, чтобы те же сантехники и слесари могли лучше жить, мы и сидим сейчас здесь.

– Только не говори, что действительно веришь во все это. Каждый год в стране добывается пятьсот тонн нефти, сорок миллионов карат алмазов, двести тонн золота. Овечки из Первого мира выглядят на этом фоне песчинкой в стакане фонда добычи, – усмехнулся Шаман. – Пусть мы и приносим в казну страны какие-то проценты, но они не настолько существенны, как нам заявляют. На словах все хорошо. И если тебе преподнесут доказательства твоей значимости в общем деле, ты, как честный человек, будешь стараться подтверждать каждым своим действием официальную статистику. Сказали, что ты самый ценный и незаменимый экземпляр, убедили тебя в этом, или ты сам поверил с первого раза, так как действительно хотел быть таким, – и вот уже ты первым влетаешь на баррикады с флагом в руках. Только вот на флаге нарисован не серп с молотом, и даже не свастика, а во все полотнище сверкает герб одного из богатеньких домов. Но ты несешь это знамя вперед, как Болконский. Даже перчатки надел белые и готов умереть, водружая