продолжать громить корабль, я не планировал. На этот раз бороться с хитрыми замками помогла Вика – справились быстро. Отличия корабля от виртуальной «Пангеи» меня уже не удивляли, и нестандартную конфигурацию рубки я принял как должное. Хотя, конечно, отсутствие обзорных экранов показалось странным техническим решением. Плевать! Какая разница, как расположены рабочие места спецов команды?

Самым простым было бы активировать бортовой искин. Тогда бы у нас появилась возможность управлять кораблём. Поэтому первым делом я метнулся к посту контроля ИИ. Терминал бортового системщика встретил меня забавным сервисным оповещением: «Программное обеспечение не установлено».

– Вик, у нас вроде как нет искина, – пробормотал я, безрезультатно тыча в сенсорные кнопки.

– Бред, – отмахнулась Вика, устраиваясь у пульта контроля эмбриональных капсул. – Наверное, ядро ИИ обесточено. Вот и не видит.

В аварийных режимах нейроконтактное управление не работало, поэтому я сразу перешёл к аналоговым пультам. Быстро пробежал по всем постам, стараясь активировать терминалы, но каждый выдавал сообщение о блокировке систем. Отличился только пульт центрального поста: в воздухе передо мной вспыхнул голографический монитор. Несколько секунд он демонстрировал вращающийся символ «Заслона», под которым медленно заполнялась полоса загрузки. Я терпеливо ждал, барабаня пальцами по пластиковой поверхности пульта. Наконец вращение эмблемы прекратилось, а вместо шкалы всплыло сообщение, предлагающее дождаться отложенного старта.

– Нет, – разочарованно пробормотал я и плюхнулся в кресло. Возмущённо скрипнув, оно бодро откатилось назад. Я взмахнул руками, хватаясь за край пульта управления, но не рухнул. Следующие несколько секунд я зло посылал голосовые сообщения тому, кто догадался разместить в рубке незакреплённую мебель, ещё и на колёсиках.

Вика хихикнула, но на меня не посмотрела. Видимо, попав в рубку, она вспомнила о своих прямых обязанностях – заботе о ещё не рождённых колонистах и спящем в анабиозе экипаже. Её вотчина имела особый статус на корабле, поэтому и энергопитание получала отдельное. Мониторы перед Викой ненавязчиво мерцали, блоками выдавая информацию.

– У нас проблема, – вынесла вердикт Вика, не отрываясь от изучения столбцов, цифр и графиков.

– Ух ты, неожиданно! А новенькое что-то есть?

На этот раз невеста  мою подачу колкостей не приняла. Склонившись над простеньким монитором, она с каждой секундой всё больше бледнела. Пальцы её резво бегали по сенсорной клавиатуре, одну за другой вводя команды. Она что-то считала, закатывая глаза, опять возвращала взгляд к монитору и неразборчиво бурчала.

– В общем, своих разбудить мы не можем, ты знаешь, – хмуро заговорила Вика. – На борту находится две с половиной тысячи эмбрионов. Во-первых, это меньше, планируемой загрузки. А во-вторых, даже среди них потери уже порядка двенадцати процентов – это много, больше прогнозируемого числа. Я не понимаю… Элементы системы жизнеобеспечения эмбрионов отказывают. Такое ощущение, что система просто отключает их от питания. Мы должны запустить основное энергоснабжение, иначе потеряем ещё больше.

– Не могли они этого не видеть, – прорычал я и перешёл к посту офицера связи. – Где эти чёртовы стартовики?!

Основные каналы гравитационной и спутниковой связи я отмёл сразу – слишком энергозатратно для обесточенного корабля. Предусмотрительные космические инженеры очень ревностно относились к связи и кроме всего прочего оснащали корабли радиостанциями. Именно из-за простоты и надёжности такая аппаратура обеспечивала связь в звене звездолёт – челнок. Я пощёлкал кнопками, и из динамиков радиостанции, раздалось характерное шипение. С тихим шелестом из рабочего стола выехала тонкая ножка микрофона.

– Работает? – настороженно спросила Вика, будто боялась голосом спугнуть радиоволну. После проведённой в её хозяйстве ревизии, она вновь стала хмурой. Казалось, даже наше бедственное положение пугало её меньше, чем проблемы с жизнеобеспечением первого поколения будущей колонии.

– Сейчас увидим, – также сдержанно ответил я.

Заразившись Викиной тревожностью, я переключал каналы, без устали повторяя в эфир единственную пришедшую на ум фразу: «SOS». Интеллектуальная система радиостанции конвертировала послание в радиограмму и рассылала несложное сообщение на всех доступных частотах.

– Представляешь, это даже забавно, – я улыбнулся в попытке подбодрить Вику, – в нашем высокотехнологичном двадцать втором веке в эфире звучит примитивная морзянка.

Вика криво усмехнулась, не сводя взгляда с монитора радиостанции. Линия индикации входящего сигнала оставалась недвижимой. Ровное шуршание помех, слабый писк отправляемой радиограммы словно аккомпанировали той безысходности, что разрасталась в душе. Очередной щелчок переключения частоты, и вдруг еле заметный импульс заставил индикатор дрогнуть.

– Вот! – Воскликнула Вика, тыча пальцем в монитор. – Вот! Это они! Они!

Я с энтузиазмом принялся подстраивать частоту вручную. Автоматика и сама уже зафиксировала канал и усилила сигнал. Но даже высокоточные цифровые помощники радиостанции не смогли уловить сигнал. Линия на мониторе вновь выпрямилась, словно передумав общаться с нами.

– Ну же! Ну! – не унималась Вика.

– Наверное, наша система связи повреждена. Может, метеорит антенну снёс, а может, ещё что – я не связист.

– Значит, нужно выходить! – Вика с хитрым прищуром смотрела на меня.

– Куда?

Конечно, я понимал, о чём она говорила. Но от одной только мысли, что придётся выйти в открытый космос, по спине пробежал холодок. Нет, самой процедуры я не боялся, но по уставу все работы за пределами корабля тщательно контролируются экипажем, а в шлюзовом отсеке дежурят двое коллег, готовые в случае чего прийти на помощь. Вдруг оторвётся страховочный фал? Вдруг произойдёт разгерметизация скафандра? Вдруг заклинит шлюз? Да мало ли этих вдруг? Слишком непредсказуем космос. В общем, идея выхода за борт в нашей ситуации показалась мне откровенно самоубийственной. Оставалось объяснить это Вике.

– Зачем? Помахать рукой челноку, если он вообще там есть?

– Сигнал портативной радиостанции через обшивку не пройдёт. Но если выйти за борт, то связаться получится!

– Нет! – я покачал головой. – Слишком опасно! Ты не забыла: я только из капсулы. Кто знает, какие сюрпризы может выкинуть организм после анабиоза. Подумай, как будет круто потерять сознание за бортом. Ты будешь смотреть, как моё бездыханное тельце уносит в бесконечность!

– Ай, не дури! Ничего не будет. Я врач, ты это помнишь? Организм адаптируется за двенадцать часов. Сутки – максимум.

– Всё равно нет! Выход в космос без страховки – это не тренировки в симуляции. Я против! Наш сигнал ушёл. Если они рядом, они его примут. Мы не должны покидать корабль.

– Не можем мы сидеть и ждать, пока погибнут все эмбрионы! Возможно, они, – Вика кивнула на стенку, как бы указывая за пределы корабля, – также нас не слышат. Где гарантия, что они получили сигнал? А вдруг они его не расшифровали?

– Даже если они не разобрали послание, сам факт его получения – уже сигнал для них! На миллионы километров вокруг никого! Наше дело – дождаться помощи.

– В опасности не только мы. Ты же помнишь, что все наши действия скажутся на будущем колонии?!

– Сутки, – тихо произнёс я, глядя Вике в глаза, – мы