у нас во все времена были в приоритете.) Каждый специалист относился к определённой профессиональной группе. Я была в группе медиков, которых было человек двадцать. Над нами был свой начальник, сидевший в Министерстве здравоохранения Кубы. Каждой группе выделялся один день в месяц, когда специалисты могли отовариться продуктами и товарами в филиале магазина «Берёзка», который был при ГКЭС. Из продовольствия там были различные консервы и хороший алкоголь. Были высокого качества товары повседневного спроса, одежда, ткани. Я, например, там купила себе на блузки отечественный тончайший маркизет, который до этого на родине никогда не видела в продаже. Основную часть зарплаты нам переводили в чеки «Берёзки» с выдачей их на родине, а на Кубе мы получали довольно скромную зарплату. Опытные люди всю её тратили в этом магазине, затем перепродавая большую часть товаров кубинцам. Те при существующей карточной системе хватали любые товары. Так вот, специалисты могли отовариться в этом магазине только раз в месяц, а чиновники ГКЭС – каждый день. Этим активно пользовались их жёны, постоянно и беззастенчиво спекулируя.

За неделю до отъезда меня освободили от работы, т. е. за труды дали недельный отпуск. В это время в Гавану с женой и шестилетним сыном приехал врач, проработавший два года в Сантьяго-де-Куба и отбывавший на родину вместе со мной. Чиновники из Министерства здравоохранения Кубы организовали нам поездку на несколько дней в Варадеро, экскурсии в горы, в сад орхидей. Кормили за государственный счёт в хороших ресторанах. Поскольку двое кубинских чиновников и руководитель нашей группы медиков повсюду сопровождали нас, то для них это тоже был приятный отдых на халяву. Прощальный ужин был в ресторане, который находился в парке имени Ленина, за пределами Гаваны. Тогда это был шикарный ресторан. Никакого варьете и громобойного оркестра, пианист негромко играл классическую музыку, прохлада от кондиционера и поэтому необыкновенный запах каких-то экзотических крупных белых цветов. (На Кубе цветы, деревья, даже духи́ не пахнут, потому что при высокой температуре эфирные масла мгновенно испаряются.) Перед ужином в баре подали аперитив, к нему устрицы. Прямо как в западных романах: аперитив, устрицы! Из-за своей серости я ни то ни другое по достоинству не оценила. Аперитив был с запахом аниса. Сразу вспомнились аптечные нашатырно-анисовые капли. Устрицы я тут же отдала желающим, так как их запах живо напомнил запах мидий, которые я в большом количестве анализировала на содержание канцерогенов. Он тогда меня до тошноты достал! Далее был впечатляющий ужин в отдельном кабинете. После мясного блюда подали лангуста. По запаху и вкусу это рак, а это и есть морской рак, только речные раки нежнее и вкуснее. В конце ужина к кофе всем поднесли по фирменной кубинской сигаре, которую я привезла в подарок знакомому – заядлому курильщику. Вот таким аккордом завершилась моя командировка на Кубу.

Я вернулась в Москву в середине октября. Обратная адаптация к московской жизни проходила у меня значительно сложнее и дольше, чем к кубинской. Постоянно серое облачное небо после яркого солнца Кубы, промозглая холодная погода. Это ли или то, что из довольно беззаботного курортного существования я сразу окунулась в повседневный быт большой семьи со всеми обязанностями и проблемами, от которых успела отвыкнуть, только меня накрыло состояние, близкое к депрессии. Раздражительность, слабость такая, как будто из меня воздух выкачали. Иногда раздражение прорывалась, но надо было держать себя в руках. Муж и дети не виноваты, они без меня полгода продержались. Сыну Лёше – второкласснику – приходилось через день, когда у Валеры врачебный приём был во второй половине дня, после школы забирать младшего брата Пашу из детского сада, кормить ужином. Лёша с большим облегчением сдал вахту:

– Мама, как хорошо, что ты приехала, – я так устал!

У меня был месяц отпуска, в течение которого мне кое-как удалось собрать себя в кучку. После окончания отпуска вышла на работу в должности старшего научного сотрудника.

Смена профессионального маршрута

Командировка на Кубу оказалась своего рода водоразделом, после которого я круто изменила направление своей работы. К этому времени уже не стало Л.М. Шабада.

Отдел возглавил Владимир Станиславович Турусов. Группой эпидемиологии профессионального рака, которую за два года до этого вывели из состава отдела эпидемиологии онкоцентра и включили в отдел Л.М. Шабада, руководил Владимир Болеславович Смулевич. Ему удалось выбить несколько ставок по договору с министерством нефтехимической промышленности. В их числе была ставка старшего научного сотрудника с существенно более высокой зарплатой, чем у младшего научного сотрудника. В начале 1983 года незадолго до отъезда на Кубу Владимир Болеславович пригласил меня для беседы и предложил занять эту должность с условием, что я оставляю онкогигиену и переключаюсь на эпидемиологию рака. Предложение было чрезвычайно привлекательным в материальном и научном отношениях, но у меня уже были оформлены документы для отъезда на Кубу, и не хотелось вводить Смулевича в заблуждение.

– Владимир Болеславович, я ведь уезжаю на полгода на Кубу, потом месяц отпуска. Выйду на работу только в конце ноября. По существу, меня почти год не будет на работе.

– Ничего страшного, – заверил он меня, – подготовьте документы для прохождения конкурса и езжайте спокойно. За это время мы проведём их по всем инстанциям, утвердим на Учёном совете, и после отпуска выйдете на работу уже в должности старшего научного сотрудника.

Так всё и произошло. Я уехала на Кубу, и процедура утверждения на должность старшего научного сотрудника прошла без меня. И слава богу! Одна моя коллега, которую я считала своей подругой и которая висла на мне как груша, узнав, что Смулевич место старшего научного сотрудника предложил мне, а не ей, претендовавшей на него, воспылала ненавистью ко мне на всю жизнь. Причём активной ненавистью! А я-то по наивности ожидала, что она порадуется за меня! На конгресс «Здоровье для всех к 2000 году», о котором я писала выше, приехал Владимир Станиславович Турусов. Он рассказал, как она, возмущённая, пришла к нему с вопросом: «За что дают место старшего научного сотрудника Солёновой?! За многодетность, что ли?» Потребовала, чтобы он заставил Смулевича изменить решение в её пользу. Тот отказался. Потом было заседание Учёного совета, на котором утверждались кандидатуры на научные должности, в том числе и моя. В президиум поступила анонимная записка, автор которой советовал членам