соответствующим образом характеризуя меня и мою работу. Алексанян, чувствуя, что попал как кур в ощип, вздрюченный действиями моих недоброжелателей, накануне защиты пытался найти номер моего телефона и, видимо, потребовать объяснения, но, к счастью, не нашёл. Я в это время судорожно дошивала костюм, в котором собиралась защищаться, пытаясь избавиться от предчувствия неотвратимости надвигающихся на меня, как паровоз на Анну Каренину, неприятностей.

Когда я приехала на защиту, Иван Васильевич с раздражением всё это мне изложил. Ощущалась напряжённая атмосфера и настороженность членов Учёного совета. Прибыла и «пара гнедых» – моя соперница и Пылев. Началась защита. Я доложилась. Вопросы, выступление оппонентов. Уже не помню точно последовательность выступлений. Алексанян зачитал злосчастную рецензию, на двух страницах громившую мою работу. Взяла слово моя соперница и стала слово в слово повторять только что зачитанную цидулю. Члены Учёного совета, поняв, кто её автор, зароптали: «Мы это уже слышали». Их первоначальное, явно негативное отношение ко мне стало меняться. Выступил совсем уж не по делу Пылев. Он и не мог выступить по делу, т. к. направлением его работы была экспериментальная онкология, морфология опухолей. И тут выяснилась интересное обстоятельство, о чём я узнала уже после защиты. Один из моих оппонентов, профессор А.В. Чащин – член этого Учёного совета, в бытность свою главным редактором журнала «Гигиена и санитария», из-за Пылева попал в крайне неприятную ситуацию. Тот проводил научный эксперимент вместе с болгарами, а результаты опубликовал в этом журнале без них. Прочитав статью, болгары возмутились. Случился, можно сказать, международный скандал, доставивший много неприятностей главному редактору. Когда Пылев принялся меня хаять, А.В. Чащин передал по цепочке членам Учёного совета явно нелестную его характеристику.

Отзывы моих авторитетных оппонентов были целиком положительные. Конечно, у меня была группа поддержки. Много хороших слов сказала обо мне Александра Яковлевна Хесина, с которой мы бок об бок работали многие годы. За меня пришла поболеть Елена Борисовна Гурвич – доктор наук, гигиенист труда и эпидемиолог, специалист высокого класса, много лет проработавшая в Институте медицины труда. В те годы мы с ней тесно сотрудничали. На момент моей защиты она работала уже в другом месте, но, оставив дела, пришла меня поддержать. Её взвешенное профессиональное выступление окончательно переломило ситуацию в мою пользу. Стало очевидным интриганство моих недоброжелателей, желание затеять склоку, на что им Учёным советом было прямо указано. Один из его членов, оказавшийся членом Высшей аттестационной комиссии (ВАК), вызвался представлять там мою диссертацию и, если возникнут какие-то вопросы, разъяснить ситуацию, назвав вещи своими именами.

Защита длилась почти три часа. При голосовании я получила только один чёрный шар. В ВАКе диссертация прошла без сучка и задоринки. Как говорится, всё, что ни делается, всё к лучшему: хорошо, что свара, устроенная недоброжелателями, случилась на этапе защиты, а не в ВАКе, куда они позднее могли бы написать и где всё могло сложиться по-другому. Таким образом, результат этой малоприятной и драматической ситуации оказался для меня прямо противоположным тому, на который рассчитывали недоброжелатели. Конечно, не без участия порядочных людей.

На хороших людей мне везло, а с возрастом всё больше осознаешь ценность такого везения – встречи с умными, образованными, надёжными людьми, таких, например, как уже упомянутая выше Елена Борисовна Гурвич. Она рекомендовала мне взять на работу в нашу лабораторию Екатерину Григорьевну Дымову, сказав: «За Катю я ручаюсь головой!» Екатерина Григорьевна пришла к нам в 1993 году из Института медицины труда, где случились реорганизация и сокращение сотрудников, под которое попала и она.

Екатерина Григорьевна, много лет проработавшая в этом институте, была кандидатом медицинских наук, опытным, даже дотошным гигиенистом труда, бывавшая на многих промышленных производствах в разных частях страны и не понаслышке их знающая. Мы с ней сразу сработались, и она мне очень помогла с гигиенической оценкой труда на заводе и подготовкой этого раздела диссертации. Позднее, работая над другими темами, я всегда и во всём могла положиться на Екатерину Григорьевну – она была исключительно надёжным работником. Порядочная, принципиальная, трудолюбивая, скромная, добрая и душевная женщина, всегда готовая прийти на помощь, начисто лишённая меркантильности! Вот уж воистину: кристальной души человек!

Докторскую диссертацию я защитила в мае 1995 года, и следующим ценным для меня опытом оказалась подработка в Центре подготовки и реализации программ (ЦПРП), который был организован под эгидой Санэпиднадзора и Госкомгидромета в рамках печально известного соглашения Гора – Черномырдина. ЦПРП готовил и реализовывал экологические программы. Думаю, деньги, отпущенные на них, были невелики по сравнению с остальными потерями России по этому соглашению. Американцы, приезжавшие в качестве консультантов по реализации программ, получали баснословные деньги, с отечественными специалистами просто несравнимые. Как водится в нашем отечестве, чиновники ЦПРП разных рангов тоже себя не обижали.

С онкоцентром в 90-е годы происходило то, что и во всей стране: уезжали за границу молодые перспективные учёные, естественным путем уходило старшее поколение, оставшихся посадили на полуголодный паёк, что молодых, конечно, не привлекало. Неумолимо сокращались научные кадры. При этом быстро росло число административных работников с существенным ростом зарплаты и занятием территории, ранее занимаемой научными лабораториями.

90-е годы – тяжёлое время выживания страны и нашей семьи тоже. Реферирование потеряло смысл: платили столько же, но деньги обесценились. Стоимость реферата стала равняться одной поездке на метро, т. е. пяти копейкам. Приходилось искать дополнительные источники финансирования. Это было время распада страны, народного хозяйства, а приватизированные предприятия не хотели платить деньги за научные исследования, в которых не видели никакой практической пользы для себя. Ценой неимоверных усилий, иногда с помощью прежних научных и человеческих связей всё-таки удавалось заключать небольшие хозяйственные договоры и держаться на плаву. Мне годами приходилось крутиться: читать лекции, вести договорные работы, работать по совместительству. Меня это психологически не угнетало, т. к. траты времени и нервов на подработку оправдывались: я набирала научный капитал, а материально они помогали держаться семье.

Муж никогда не противился ни моему продвижению по службе, ни загруженности работой, отнимавшей время от семьи. Он честно приносил все заработанные деньги домой – мизерную в те годы зарплату врача-психотерапевта, а подработки были эпизодическими и малоденежными. Правда, одна его пациентка оказалась просто подарком – работницей фабрики по производству камвольных тканей. И каких! Натуральная шерсть для платьев и костюмов! Узнав от Валеры о том, что я шью, предложила приносить некондиционные куски тканей, которые по дешёвке продавали работницам фабрики. Например, два таких куска, из которых можно было сшить костюм, стоили всего десять – пятнадцать рублей.

– Покупайте больше, Валерий