Однако тем, кто хорошо ее знал, за новым образом виделся надлом и почти грусть. Она развязно заходила на вечеринку или в бар и с порога кричала: «Неужели меня сегодня никто не трахнет?» – раз за разом повторяла одни и те же истории о своей бурной юности, и ее некогда милое озорство уже не казалось милым. Она пыталась поддерживать вид пластическими операциями и толстым слоем косметики, но ее усилия слишком бросались в глаза, и некогда ослепительно яркие черты огрубели и стали напоминать лицо трансвестита. Поскольку она столь успешно растиражировала свой публичный образ, на сцене она рисковала показаться неубедительной в других амплуа. Как Тамара, стремившаяся завоевать расположение Голливуда, Таллула продавала личину, которая могла ей лишь навредить.

Критический момент настал в 1956 году, когда ей предложили роль Бланш Дюбуа в новой постановке «Трамвая “Желание”» по пьесе Теннесси Уильямса. Она восприняла это как самый главный вызов своей зрелой карьеры и решила во что бы то ни стало блестяще сыграть эту роль. Но ее недавние коммерческие проекты привлекли новую аудиторию – молодых гомосексуалов, и на премьере «Трамвая “Желание”» они заполнили почти весь зрительный зал. Таллула стала гей-иконой, и это обернулось для нее трагедией: каждая реплика провоцировала смех, и, несмотря на старания ее и других актеров, зрители воспринимали пьесу Уильямса как уморительную комедию.

Провал постановки не разрушил ее карьеру, но ей пришлось нелегко. К началу 1960-х она внезапно сдала и стала выглядеть намного старше своего возраста. Кое-какие последствия злоупотребления никотином и алкоголем можно было скрыть косметикой, но у нее появилась одышка и неуклюжесть в движениях. Таллула, никогда не стеснявшаяся своей безудержной сексуальности, теперь ненавидела, когда ее трогали, и даже старалась не показываться людям вблизи. Она перестала заводить любовников, лишь нанимала тактичных молодых людей, которые помогали ей и провожали ее на вечеринки. Она работала и иногда могла прекрасно сыграть, но порой теряла координацию, а идеальная память начала ее подводить: порой ее коллеги с ужасом осознавали, что она произносит строки совсем из другой пьесы.

Таблетки и алкоголь защищали от болезненного осознания собственного одиночества и близкого заката профессиональной карьеры, но провоцировали стремительное ухудшение состояния. Примерно в шестьдесят пять лет она начала страдать от периодических галлюцинаций, ухудшения функции легких и потери аппетита. В декабре 1968 года, заболев азиатским гриппом, она весила всего 45 килограммов. Слабый организм не смог сопротивляться инфекции, и неуемная жизненная сила, которой так поражался ее дедушка Джон, ее покинула.

Из шести героинь этой книги Таллула, пожалуй, наиболее ярко воплотила флэпперский стереотип в реальной жизни. А вот для Дианы Купер вторая половина жизни сложилась вполне спокойно и традиционно. После окончания театральной карьеры в начале 1933 года ее жизнь закрутилась вокруг политической жизни Даффа. Она устраивала элегантные камерные приемы для его коллег, а когда в 1937 году его назначили первым лордом Адмиралтейства, продолжила делать это уже в Адмиралтейском доме. Во время Второй мировой войны она сопровождала Даффа во всех зарубежных назначениях: он ездил в Америку агитировать за поддержку британской армии, в Индию и на Дальний Восток оценивать готовность британских войск, а в 1944 году служил британским представителем в Алжире.

В 1945-м его назначили послом Великобритании во Франции, и Диана стала хозяйкой британского посольства в Париже. Ее жизнь служила примером безукоризненной респектабельности. И хотя со стороны могло показаться, что ее прежняя тяга к независимости осталась в прошлом, она далеко не во всем соответствовала стереотипу жены дипломата. Ее брак с Даффом оставался источником постоянных треволнений, и некоторые его любовницы (в том числе назойливая Дэйзи Феллоуз) продолжали ей досаждать; зато другие, например, писательница Луиза де Вилморен, стали ее близкими подругами.

Лулу, изящная женщина с острыми чертами лица, покорила Даффа вскоре после перевода в Париж. Но Диана, склонная идеализировать людей, полюбила ее сильнее. Она отвела ей отдельную комнату в посольстве, и у них троих сложилось трогательное и довольно счастливое соседство. Хотя Диана никогда не замечала у себя лесбийских наклонностей, она призналась своему старому другу Конраду Расселу, что Лулу побуждает ее «нарушить естественный порядок».

Похожие теплые отношения сложились у нее и со Сьюзан Мэри Элсоп, другой парижской любовницей Даффа, которая в итоге родила от него ребенка. Некоторым знакомым Дианы, безусловно, казалось странным подобное попустительство в отношении интрижек мужа, но и у нее была своя личная жизнь. Так, она тесно общалась с Конрадом Расселом, племянником герцога Бедфорда. Они сблизились в начале 1930-х годов. Конрад был скромным англичанином, предпочитавшим фермерский быт политике и светским раутам. Он заваливал Диану подарками и писал ей длинные романтические письма, в которых клялся в непоколебимой верности, что подпитывало ее шаткое самолюбие. Их платоническая связь продолжалась до самой смерти Рассела в 1947 году, хотя в 1938 тот проявил редкое для себя недовольство, когда у Дианы завязался роман с верховным комиссаром Лиги Наций Карлом Буркхардтом, с которым они познакомились в том же 1938 году.

Их роман был в какой-то степени предначертан судьбой: Буркхардт воспитывался в семье Гуго фон Гофмансталя, отца Раймунда, ее юного возлюбленного времен «Чуда». Буркхардт казался Диане до странного похожим на Раймунда, его более самоуверенным и очень соблазнительным старшим братом. Она даже спрашивала его, не обращался ли Раймунд к нему в юности за «уроком и советом», так как оба мужчины сексуально волновали ее, что было ей несвойственно. Этот роман определенно не был платоническим, так как ревнивый Рассел в какой-то момент поинтересовался, не планируют ли Диана с Буркхардтом «вместе сбежать».

Но несмотря на все эти перипетии, любовь Дианы к Даффу оставалась непоколебимой, и если она даже позволяла себе бунтовать, ее бунт не был связан с изменами. Тридцатые годы стали для нее периодом затишья. Юное поколение бунтарей вместо кокаина обращалось к коммунистическим идеям, но мир Дианы почти не изменился. Экономическая депрессия прошла незамеченной для большинства ее знакомых; пикники, охоты за сокровищами и вечеринки не прекращались, будто 1920-е просто плавно перетекли в 1930-е. Диану везде приглашали, но даже предаваясь аристократическим забавам и зная, что дома ее ждут Дафф и Джон Джулиус, она испытывала отчаяние, так как «не любила свою жизнь так, как должна была любить». Депрессия и ипохондрия стали ее постоянными спутниками: так было всегда, когда ей нечем было себя занять. Сама она утверждала, что страдает от «нежелания рефлексировать и отсутствия интереса»; ей так и не удалось найти занятие, которое заменило бы актерскую