лётчиков, чтобы они не спали во время дежурства. Папа получал его на время испытаний. Одной плитки хватило на долго, так как мама выдавала его маленькими кусочками. В дальнейшем дядя Коля регулярно интересовался, сначала серьёзно, пока была маленькой, а потом в шутку, перестала ли я бояться медведя или нет. К дяде Коле я относилась с большим доверием. Но, к сожаленью, чем больше появлялось у молодого коллектива работы, тем меньше оставалось свободного времени на дружеские встречи.

Период севастопольской жизни для сотрудников гидролаборатории как для конструкторов-испытателей стал основополагающим, со всеми плюсами и минусами. В то время практически впервые в нашей стране реализовывался принцип «сами проектируем, сами строим, сами испытываем». А для руководителей пребывание в Севастополе стало еще очень полезной школой, как организовывать рабочее и свободное время коллектива. Однако без злопыхателей не обошлось – на завод «Красное Сормово» стали поступать жалобы о недостойном поведении горьковчан. Руководство завода приняло мудрое решение: в августе 1950 года в г. Севастополь был отправлен «женский десант» (жёны сотрудников) для восстановления нужной дисциплины.

В дальнейшем Н. А Зайцев всегда придерживался политики, чтобы у сотрудников было как можно больше времени на общение с близкими. Возможно, это стало одной из причин создания филиалов ЦКБ на Троце и в г. Каспийске, где работники могли жить вместе с семьями. Правда, это не всегда получалось, но задумка была хорошая. (Т. Р. Алексеева)

Севастополь. 1950 г.

Крылатые суда строились в нескольких городах. «Ракеты» – на Феодосийском судостроительном заводе, «Кометы» – в Феодосии и Поти, «Метеоры» – в Зеленодольске, «Беларусь» – в Гомеле. При освоении строительства головных судов конструкторы ЦКБ длительное время проводили вдали от дома. Пока были молоды, это устраивало, обзавелись семьями – стало гораздо сложнее часто отправлять людей в командировки на длительный срок (не менее месяца), хотя обстоятельства этого требовали. И главному инженеру требовалось много умения убедить их на эти «жертвы». Николай Алексеевич не приказывал, он убеждал, отказать ему в этом было просто нельзя.

Есть люди, замечающие лишь сорняк среди вашего поля роз, а есть те, кто замечает розу среди поля сорняков, – восточная мудрость. Николай Алексеевич старался видеть в людях только хорошее. Все сотрудники уважали Николая Алексеевича, в том числе и те, кого он «лечил» от недобросовестности.

Р. Е. Алексеев выполнял сам предэскизную проработку будущего корабля, после чего передавал проработки в проектное производство, где организацией проектирования в отделах, увязкой вопросов с производством плотно занимался его заместитель – Н. А. Зайцев. Он очень тонко понимал Алексеева и старался проводить намеченную линию по осуществлению заложенного в проработках материала. Такое сочетание в понимании этих двух руководителей очень помогало работе.

Зайцев как бы перекладывал его теоретическое направление и получаемые при испытаниях данные в практически создаваемую техническую документацию и использовал эти материалы в последующем производственном процессе при строительстве опытных образцов.

По природе Зайцев был очень выдержанный, терпеливый человек. И как бы ни был внутренне возбужден, никогда этого не показывал. Он умел переводить неудержимость Алексеева при решении тех или иных вопросов в уравновешенное состояние, без дергания при этом коллектива. Зайцев для Алексеева был умеренным ограничителем в его неуемном дерзании.

Талантливый конструктор, чуткий и внимательный руководитель, скромный человек – это все Н. А. Зайцев. Он пользовался большим авторитетом и уважением в коллективе ЦКБ. (В. И. Лихачев)

Л. Н. Семенова, И. И. Ерлыкин, Р. Е. Алексеев, К. М. Шалаев, О. П. Фролов, Н. А. Зайцев у модели газотурбохода «Буревестник»

В мае 1965 я, военпред Горьковского авиационного завода имени Серго Орджоникидзе, был командирован в ЦКБ по СПК, чтобы контролировать работы над эскизным проектом военно-транспортного экранолёта Т-1 (транспортный первый) по заказу военно-воздушных сил. По роду своей работы мне приходилось общаться с начальниками конструкторских отделов и с ведущими конструкторами и инженерами по отдельным темам и проектам. Контактировать с Николаем Алексеевичем Зайцевым по служебным вопросам практически не требовалось. Однако, постоянно общаясь с сотрудниками ЦКБ по СПК, я часто слышал отзывы о нём.

Все утверждали, что деловая и товарищеская связка «Алексеев – Зайцев» давала замечательные практические результаты. Горячность и нетерпеливость Алексеева, фонтанировавшего идеями, и стремившегося немедленно внедрить их в жизнь, нередко сдерживалась рассудочностью и способностью к холодному анализу главного инженера.

Вспоминаю эпизод, когда Ростислав Евгеньевич и Николай Алексеевич рассматривали альбом с иллюстрациями первых экранопланов Липпиша, схем и рисунков примитивных моделей Кавасаки, Троенга и других зарубежных конструкторов, работавших над созданием экранопланов. Прямо скажу, содержание альбома не очень-то впечатляло. Зайцев отметил:

– Ростислав Евгеньевич, как-то несерьёзно это. По сравнению с тем, что мы уже делаем, это пустяки! Скажут, что и так уже много дали.

В это время на стапеле в цехе СК-8 достраивался экраноплан КМ, а неподалёку от него собирался макет откидной носовой части экранолёта проекта Т-1. Алексеев, полный решимости отстаивать свои детища любым способом и средствами, где и перед кем угодно, отвечал:

– А мы скажем, что они (зарубежные специалисты) просто скрывают действительный размах и содержание своих работ. И попросим, чтобы дали команду соответствующим службам ещё раз внимательно посмотреть, чем они там занимаются.

Я тогда понял, что Зайцев старался предупредить Алексеева о том, что легковесность аргументации может навредить. И всё же Главный использовал этот альбом в беседе с оппонентами. Но Зайцев предупредил его о возможной реакции на такой материал.

Весной 1967 г работы по эскизному проекту Т-1 были свернуты, и моя миссия как представителя ВВС в ЦКБ по СПК закончилась. Но я принял решение обратиться к заместителю главнокомандующего ВВС по вооружению, генерал-полковнику А. Н. Пономарёву со специальным докладом, в котором, как мне казалось, со всех позиций обосновывал неправильность прекращения работ по Т-1 и доказывал необходимость её продолжения.

Конечно, я осознавал, что голос майора ВВС с периферии вряд ли будет услышан. Но, когда я поделился своим намерением обратиться с докладом к командованию, Р. Е. Алексеев, сам привыкший бороться до конца и использовать все шансы, даже самые безнадёжные, сразу подержал моё намерение. При этом он, по моей просьбе, дал команду всем отделам снабдить меня необходимыми материалами и попросил меня ознакомить его с готовым докладом, что я и сделал. Ростислав Евгеньевич очень внимательно прочитал текст, сделал несколько замечаний, которые, безусловно, были учтены в окончательном варианте, и попросил передать доклад Николаю Алексеевичу.

Внимательно прочитав, задав несколько уточняющих вопросов, Зайцев закрыл