Старческие слезящиеся глазки бикху по-доброму смотрят на меня, и я вижу, в них играет покровительственная улыбка. Вижу также, что он далек от «праведного размышления», ему эти вопросы, видно, слышать не впервой, и все, чем я так интересуюсь, он давным-давно осмыслил. Может быть, не до конца, может быть, его мысль еще бьется над разрешением этих проблем... Нет, он не станет подвергать ревизии сложившиеся веками догмы и постулаты священного учения, в истинности которого он ни на минуту не сомневается. А для того, чтобы вразумить пытливого собеседника, потребуется не час, не два.

И дело тут не во времени, внушает бикху. Для этого нужна целая жизнь, примерно такая, как прожил он, — долгая и короткая, полная сладостных мучений и подавленных желаний, одиноких раздумий и поисков истинной мудрости. Йим Ион перебирает, словно четки, нанизанные на нить манускрипты — сатра, выведенные на листьях латании старательной рукой монастырского писаря, зачитывает на языке пали еще несколько строф из «Дхамманады», а затем, оставив начетничество в покое, ведет меня к побитому алтарю, к статуе Будды без рук и с прилепленной цементом головой, на которой видны еще отметины от полпотовских пуль.

— Они покушались не только на нашу веру, но и на всю культуру кхмеров, на исторические корни народа, — говорит он тихо, чтобы не мешать молящимся. — Страдания народа были безмерны. И к нам приходят люди искать утешения, совета. Мой долг — помогать им.

На еще более низкой ступени «общественной иерархии» в полпотовской Кампучии стояли чамы — национальное меньшинство, живущее анклавами в кампучийских провинциях и исповедующее ислам.

Потомки тех чамов, которые в средние века владели обширными землями на территории Центрального Вьетнама, юго-восточной части нынешней Кампучии, юга Лаоса. Их государство соседствовало с кхмерской империей и Дайвьетом (нынешним Вьетнамом), вело периодически войны и торговало со своими соседями. Чамы были хорошими мореходами, строителями, ремесленниками, земледельцами. Культурно и этнически они имели мало общего с кхмерами, что, кстати, использовали полпотовские идеологи в своей национальной политике.

Чамы были отнесены в разряд «неполноценных, враждебных революционной структуре общества нового типа» людей. Несмотря на провозглашенное равенство граждан всех национальностей в полпотовской конституции 1976 года, проводилась линия на физическое уничтожение чамов как этнической прослойки.

В УЗКИХ прозорах между темными заслонами пальм было видно, как в водах Тонлесапа купалось всходившее солнце, а на сверкающей глади узкими черточками выделялись рыбацкие сампаны. Дорога № 7, уходя на север от Пномпеня, уводила нас все дальше от шумного воскресного города с его громкоговорителями, неумолкающей музыкой, дробью пионерских барабанов, треском гремучих петард. Впрочем, и здесь, в чамском районе Чран Чамрес, включенном в один из избирательных округов Пномпеня, царила праздничная атмосфера.

Красные полотнища, протянутые на фасадах пайоттов, призывали граждан Чран Чамреса, достигших восемнадцатилетнего возраста, отдать голоса за кандидатов свободного народа на выборах в местные органы власти. Мужчины в чалмах из яркой материи, совершив утренний намаз в старинной мечети, шли напротив в избирательный участок. Было воскресенье, 23 марта 1981 года. Мы прибыли на участок вместе с председателем государственной избирательной комиссии, министром образования НРК Чан Веном. Несмотря на ранний час, свой гражданский долг уже исполнили более половины из 20 тысяч жителей Чран Чамреса. Об этом нам доложил Абдул Саим, ответственный за организацию голосования.

Он пригласил нас посетить его дом, стоящий на берегу реки. Свайная постройка ничем не отличалась от других хижин, в которых живут чамские рыбаки. Рядом находились сколоченная из щитов коптильня, маленькая рисорушка, стол для разделывания рыбы, загон для буйвола, хозяйский топчан и подвешенная к тесаной жерди люлька. В ней спал ребенок. Сторожевой пес, увидев незнакомых людей, грозно зарычал и кинулся в нашу сторону с лаем. Абдул Саим осадил его повелительным криком, собака умолкла и с неподходящим для нее рабским припаданием снова забралась под лестницу.

По этой лестнице, почти касаясь носками ботинок морды притихшего пса, мы поднялись в дом. Женщины, сколько было их, ушли за перегородку, но хозяин сказал жене подать чаю. На полу, устланном циновками, появились пиалы, медный чайник и темные кружочки пальмового сахара. Абдул Саим напоминал мне во многом наших узбекских аксакалов и внешним видом, и манерой держаться. Поглаживая бороду, он не торопясь рассказывал о своем семействе. До 1975 года он жил в этом же доме, и детей у него было семь душ. Сейчас трое. Две дочки и один сын. Но сыну всего шесть месяцев, он родился уже после освобождения. Пятеро детей погибли.

— Вернее, так,— говорит Абдул Саим,— двоих сыновей убили в провинции Такео. Это я знаю точно — мой друг рассказывал. А еще два сына и дочь, можно считать, пропали без вести. После того как их угнали на работы в Кампонгчам, связь с ними оборвалась. Мы с женой продолжаем хранить надежду. А вдруг живы, где-то томятся в лагерях беженцев...

По переписи населения, проведенной последний раз в Кампучии в 1968 году, чамы составляли примерно десятую часть населения. К 1975 году их насчитывалось в стране около 700 тысяч. Официальной переписи в НРК к марту 1981 года не проводилось, но по избирательным спискам, составленным агитаторами и работниками органов революционной власти на местах, чамов насчитали всего вместе с детьми чуть более 200 тысяч. Эти цифры сообщил мне Чан Вен, пока мы сидели у гостеприимного Саима и говорили о судьбе его народа.

— В округе Чран Чамрес,— продолжал Чан Вен,— было уничтожено восемьдесят процентов чамского населения. Почти все семьи изгнаны в малоосвоенные районы, где их ждали настоящая каторга, болезни, голод и гибель. На чамов даже не распространялись указания полпотовской верхушки о «перевоспитании». На них смотрели как на рабов, призванных выполнить отведенную им «узкую задачу по наведению мостов». Образ этот взят из древних кхмерских легенд о полководцах, которые в качестве средства для переправы через болота использовали тела своих подданных. Иными словами, чамов предписывалось использовать на самых тяжелых работах до последнего вздоха.

Позже я встречался и с заместителем председателя национального собрания НРК, чамом по национальности — Мат Ли. Личность почти легендарная. Много раз он смотрел в глаза смерти, дважды бежал из-под ареста, поднимал восстания, скрывался в джунглях, участвовал в боях за освобождение. Беседуя со мной, он отмечал, что теперь чамский народ, спасенный от угрозы полного истребления, является полноправной частью кампучийского общества.

— Мы снова можем, не боясь, говорить на родном языке, соблюдать национальные обычаи и традиции, исповедовать свою веру, — сказал Мат Ли. — Конституция НРК гарантирует чамам