вздрагивал, когда в нем появлялись два голубых жгучих глаза. Вот и опять они выставились. Пересиливая робость, Андрей пристукнул прикладом винтовки в стертые половицы исправдомовского коридора, со всей строгостью, на которую был способен, приказал:

— Эй, ты, убери гляделки, не то штыком пырну.

Арестованный укоризненно произнес:

— Ах, как это жестоко, дружочек. Здесь же темно, крысы бегают...

— Поговори вот еще...

Андрей Шашуков, когда его назначили охранять двух убийц, содержащихся в исправдоме № 8, готовился к встрече со звероподобными дядьками: и рост — головой в потолок, и черная тряпица — наискось по глазу, и нечесаные бороды. А оказалось — мужики, как мужики. Этот курчавый, с голубыми глазами, вообще черт знает что. Господинчик. Чуть старше его, Шашукова. А голос... Запоет — артист да и только!..

Отогнав голубоглазого от двери, Андрей нащупал бумажку в кармане штанов, поднес к глазам. На круглом, простодушном лице его появилась ухмылка.

— И фамилии-то... Николай Зось, Павел Ренке... Не иначе из буржуев. Ишь, опять горло дерет.

Из камеры доносился приятный, хорошо поставленный альт Ренке:

Сиреневый купол навис над горами,

Осыпанный россыпью звезд.

Душой изнуренный, я мчуся за вами

На крыльях несбыточных грез.

Милиционер сердито пнул в железную обивку, и она загремела, как бросовое корыто.

— Ты чего казенные сапоги бьешь? — раздалось над ухом Андрея Шашукова.

Занятый своими думами, Андрей не заметил появления старшего милиционера Быкова.

— Да вот, Егор Сергеевич, бандюга этот.

— Ладно. В больницу приказано отвести. Отпирай.

Шашуков загремел запором, распахнул тяжелую скрипучую дверь, крикнул в затхлую темноту:

— Подследственные, выходи!

Первым вышел Павел Ренке, невысокий шатен с крючковатым носом. Он застегнул куртку из телячьей шкуры, вспушил пальцами нежный мех котиковой шапки и прикрыл ею курчавую голову. Зось одет был менее шикарно. Примечательной была лишь новая австрийская шинель.

Егор Сергеевич строго осмотрел арестованных и, не глядя на Шашукова, бросил ему:

— Поведешь ты. Гляди в оба. Заерепенятся — бей из винта без разговоров.

— Да уж не сплошаю, Егор Сергеевич.

...Сплоховал Андрей. Слишком неравными оказались силы. Неожиданно остановившийся Зось ударил конвоира в висок. Падая, Андрей нажал на спусковой крючок. Пуля угодила бандиту в переносицу. Второго выстрела не последовало. Ренке кошкой бросился на упавшего Андрея и мертвой хваткой вцепился в горло.

Так и нашли Андрея Шашукова на пустыре, поверженного навзничь, обсыпанного семенами переспевшей лебеды.

Павел Ренке исчез.

21 ноября 1923 года. Город Нижний Тагил

Если бы начальник губернской милиции Петр Григорьевич Савотин видел в эти дни своего молодого друга Федора Заразилова! Но он не мог его видеть. Мотается Федор по Тагильскому уезду. Изнурительная, напряженная работа высушила начальника УГРО.

Не лучше выглядели и другие члены оперативной группы: Степша Спиценко стал непривычно раздражительным, у Коли Захарова куделистые вихры сбились в кошму, со щек исчез румянец. Ошеломленные преступлением в Невьянске, парни так и оставались в этом состоянии. Шаг за шагом приближаясь к раскрытию преступления, они объехали десятки деревень, опросили сотни жителей. Следы все уверенней вели их в Нижний Тагил.

13 ноября в Нижнем Тагиле сотрудники УГРО остановились на частной квартире под видом плотников, ищущих работы. Федор приказал Спиценко и Захарову немедленно ложиться спать, а сам, чтобы закрепить легенду о безработных «шабашниках», взялся помогать хозяину рубить для бани сруб. Да так и протюкал топором до самых сумерек. А на следующий день — побег Павла Ренке, убийство милиционера Шашукова.

Что, если дерзкий побег совершен не случайно, а был подготовлен? Тем более, что не удалось дознаться, кто же звонил в исправдом и распорядился вести заключенных в больницу. Если же побег подготовлен, кто соучастник? Не те ли, кого ищет он, Заразилов?

И чем больше думал об этом Федор, тем крепче утверждался в своем предположении. Прежде всего он узнал все подробности о Павле Ренке. Нижнетагильский плотник, он два года назад был призван в Красную Армию. Имея неплохой голос, играл на сцене красноармейского театра. Там спутался с увядающей заезжей балериной, содержание которой требовало больших денег. Ренке обокрал полковую кассу и дезертировал. Во время скитаний возлюбленная пыталась скрыться со всей наличностью. Ренке нагнал ее уже на вокзале и на глазах толпы жестоко расправился.

Скрываясь от правосудия, сколотил шайку, с которой совершил несколько дерзких ограблений.

Задержали Павла Ренке случайно — при облаве на притоны, густо рассыпанные по реке Тагилке. Взяли вскоре после убийства Клестова, везшего в Нижний Тагил бочку с керосином, муку и мануфактуру. Ренке должен был предстать перед судом за дезертирство, ограбление полковой кассы, за убийство балерины и другие преступления.

Ну, а если убийство Клестова тоже его рук дело? Значит, тогда обладатель сапог с косой колодкой и Павел Ренке из одной банды. Это значит еще и то, что побег курчавому артисту могли подстроить его сподвижники, успевшие, пока он сидел в исправдоме, вырезать семью Кондюриных.

Так размышлял Федор Заразилов, сидя в кабинете начальника Нижнетагильской милиции. Его рассуждения прервал дежурный, без стука ворвавшийся в кабинет.

— Товарищ начальник, вот...

Следом за дежурным вошел болезненно бледный пожилой человек с бородкой клинышком и зареванный, в стоптанных пимах, парнишка. Начальник милиции взволновался.

— Что случилось, Федор Прохорович? — спросил он, узнавая в перепуганном человеке ветеринарного фельдшера городской скотобойни Урышева.

— Боже, едва унесли ноги. Я да сынишка завскотобойней. А папашка его, Куликов Дмитрий, видно, пропал. Деньги у него при себе. Сто пятьдесят тысяч.

Парнишка уткнулся носом в рукав кацавейки и снова разревелся во весь голос.

— Ладно, ладно, Костя, — потрепал его по спине начальник милиции. — Найдем твоего тятьку.

...Найти-то нашли Дмитрия Куликова, да Косте легче не стало: лежал Куликов обочь нового Тагильского тракта с двумя ранами на голове.

Вот что рассказали ветврач и Костя.

В шесть часов вечера они выехали со скотобойни на серой лошади, запряженной в кошевку. На повороте дороги из кустов выскочили двое с наганами, заставили поднять руки. Горбоносый в телячьей куртке спросил:

— Кто завскотобойней? Не ты ли, дружочек?

Куликов ответил, что он.

— Сиди и не шевелись. Вот и умница. А вы — марш с повозки.

Вскочили в кошевку, хлестнули лошадь и скрылись. Второй был в синей поддевке и меховой шапке.

Заразилов закруглил этот рассказ:

— Итак, Ренке, и тот, в волчьем малахае, сошлись вместе...

Да, в этом он не ошибался. Не ошибался, когда предполагал, что в освобождении Ренке мог участвовать еще