спросил один них. – “На самом деле, я не знаю”. – “Вы когда-нибудь видели гессенцев?”. – “Нет, никогда…” Я пошла вперед, открыла дверь и мы везде обыскали, но не нашли ни одного тори (…). Они были страшно разочарованы»[547].

«Royal Gazette» в назидание жителям оккупированного Чарльстона пыталась живописать тиранию революционных властей. Газета сообщала о суде над «известным тори». Адвокаты, к которым обращался обвиняемый, получали угрожающие письма, и ни один не решился его защищать. Присяжные объявили его виновным, даже не удаляясь на совещание[548]. Эту публикацию не назовешь беспристрастной. Но и на самом деле процессы лоялистов были далеки от стандартов правосудия. Показателен суд над пенсильванцем Сэмюэлем Роулендом Фишером, которого заподозрили в передаче информации врагу. Жюри присяжных трижды запирали в комнате для совещаний, пока наконец не был вынесен вердикт о виновности. Когда брат подсудимого возмутился таким явным давлением на присяжных, присутствовавшие зрители стали угрожать ему. Фишер был признан виновным и следующие два года провел за решеткой. Половина его имущества была конфискована. Обвинения в подобных делах формулировались нечетко: проклинал Конгресс, являлся врагом Соединенных Штатов, вел себя враждебно. В одном случае пенсильванский комитет безопасности отправил за решетку восемь человек за такие проступки, как пение «Боже, храни короля», тост за здоровье монарха или распространение слухов о победах английской армии. Сроки заключения варьировались от двух до трех недель[549].

Кроме тюремного заключения, широко применялось изгнание тори за пределы штата, если возможно, то в расположение английской армии. Верховный судья Нью-Йорка Джон Джей задавался вопросом: «Разве не было бы хорошо удалить тех, кто известен своим недовольством [американским делом], в места, где их коварство и влияние не причинят нам вреда?»[550] Та же мысль посещала массачусетского политика Элбриджа Джерри: «Тори должны быть изгнаны. Узилища не достигают цели, тюрем у нас недостаточно, а веревки они не стоят»[551]. Считается, что в ходе революции были изгнаны или же покинули США по доброй воле от 60 до 100 тыс. чел.[552] Многие из них смогли начать новую жизнь в Англии или Канаде. Другие не переставали тосковать по оставленной родине. Массачусетец Сэмюэль Кервен устроился в английском Эксетере, вдали от революционных бурь. И все же он признавался, что предпочел бы «оскорбления, упреки и, возможно, платье из смолы и перьев… тем душевным страданиям, которые я испытываю ежедневно»[553].

27 ноября 1777 г. Конгресс рекомендовал штатам новую антилоялистскую меру, состоявшую в конфискации имущества[554]. Штаты последовали рекомендации; многие из них еще до того принимали соответствующие меры. Например, пенсильванский ордонанс от 5 сентября 1776 г. грозил лоялистам конфискацией «товаров и скота, земель и жилищ», а также заключением в тюрьму до окончания войны. Тем, кто способствовал измене либо знал о ней и не доносил, также полагалось заключение до конца войны и конфискация трети собственности[555]. Но на практике закон долгое время почти не действовал. На территории штата шли боевые действия, и наладить работу судебной системы не удавалось до 1779 г. Соответственно, пострадало лишь несколько человек, заключенных в тюрьму, но не до окончания войны, а на короткие сроки[556]. После 1779 г. антилоялистская политика в штате активизировалась.

Самой крупной конфискацией революционного периода была действительно впечатляющая земельная собственность, чья территория (в современных границах) составляет почти половину Великобритании или пятую часть Франции. Речь, конечно же, идет о Пенсильвании, которая на момент провозглашения независимости принадлежала потомкам ее основателя Уильяма Пенна. (Чтобы оценить потери семейства Пеннов, стоит отметить, что изначально западная граница Пенсильвании определена не была. Так что на бумаге их владения простирались на запад до самого Тихого океана.) Пенсильванский акт от 27 ноября 1779 г. провозглашал, что права Пеннов более несовместимы с безопасностью, свободой и счастьем пенсильванцев, которые «ценой большой крови и больших затрат отважно спасли себя от тирании Великобритании». Впрочем, республиканские власти предлагали бывшим собственникам компенсацию: 130 тыс. ф. ст.[557] Это составляло доходы Пеннов примерно за четыре года[558].

Конфисковалась не только земельная собственность, но и движимое имущество. Так, лоялистка Грейс Гэллоуэй[559] лишилась кареты, о чем не переставала сожалеть. Она записывала в дневник: «Пока я шла под дождем, мимо проехал мой собственный экипаж. Признаю, что в тот момент мне казалось это трудным, но я вполне бодро держалась. Но когда я повернула в переулок, то подумала о своей милой дочери и о том, что бы она сказала, если бы видела, как ее мама прошла пять кварталов под дождем ночью, как простолюдинка»[560].

Смертная казнь также применялась против лоялистов, в случае, если они занимались шпионажем или совершали уголовные преступления. Особую статью составляли чернокожие лоялисты. Если таковых захватывали с оружием в руках, то они подлежали продаже в Вест-Индию и лишь в случае невозможности их туда доставить должны были быть возвращены хозяевам. Такая же судьба ждала тех рабов, которые предпочли бежать к англичанам[561].

Напоследок стоит обратить внимание на то, как проходило общение между высокопоставленными лоялистами и джентльменами-вигами. Кэдваладдер Колден, сын королевского лейтенант-губернатора Нью-Йорка, в 1776 г. был арестован за свои проанглийские симпатии. Вначале его держали в тюрьме, затем – под домашним арестом. Он постоянно слал революционным властям штата жалобы на условия заключения и просил верховного судью Джона Джея вернуть ему свободу. Джей счел нужным лично побеседовать с Колденом. В изложении самого Колдена, беседа началась с обмена любезностями: «Я сказал ему, что сожалею о том, что доставил столько хлопот… Он ответил, что был бы рад видеть меня у себя дома, однако ему не составило труда навестить меня». Но вежливость Джея не подразумевала снисходительности. Колден так описывал дальнейший ход диалога: «Раз уж против меня не было выдвинуто никаких обвинений, кроме моей явной оппозиции, мне трудно сидеть под замком. Если подвергать заключению всех, кто не одобряет их политику, как я, заключенных у них будет больше, чем они смогут охранять. Он ответил, что не знает ни одного знатного джентльмена, который высказывал бы такие же мнения и при этом был оставлен на свободе»[562]. Так что Колден остался под замком. Впрочем, его дальнейшая жизнь сложилась относительно благополучно. В 1778 г. его выслали в город Нью-Йорк, оккупированный англичанами. После войны ему было разрешено вернуться в США.

* * *

Пенитенциарная система, правосудие и охрана правопорядка в период становления США представляли собой весьма противоречивую картину. Средневековое английское наследство причудливо сочеталось с реформаторскими импульсами эпохи Просвещения.