спаситель, — сказала великая княгиня, — не затруднит ли вас уничтожить все остальное, чтобы и следов от преступников не осталось?

Странная женщина. На ее глазах только что порубили практически в фарш двух человек, а она не только меня не боится, но даже радуется случившемуся.

Тело Живетьевой я сжег, хотя без головы оно уже опасности не представляло. Но великая княгиня права: так спокойнее. Мало ли какими свойствами обладала тушка целительницы экстракласса? Полежит, отрастит голову, оживет и пойдет дальше заниматься своими неприглядными делишками. В результате от Живетьевой не осталось ровным счетом ничего. Безопаснику повезло больше: после него осталась лужа крови, которую я понятия не имел, как убрать, потому что она уже впиталась в ковер на полу, и решил, что пусть об этом голова болит не у меня.

Эстетическое чувство великой княгини это пятно оскорбило, она покривила губы, потом решила, что неразумно требовать чего-то от того, кто в ее присутствии показал недюжинные способности к убийству себе подобных.

— Мой спаситель, — восторженно сказала она. — От всего сердца благодарю вас. Вы спасли не только меня, но и всю страну. Если вы покажетесь, моя благодарность будет более предметной и вещественной.

Разумеется, такой глупости я не сделал. Императорская милость непостоянна: сегодня тебе выражают благодарность, а завтра вспоминают, что ты проник в защищенный дворец и убил двух человек, и решают, что такой человек под боком слишком опасен. К тому же ни к чему кому-то знать, что я участвовал в устранении Живетьевой. После нее много кто остался — к сожалению, при взрыве погибло не так много ее родственников, как хотелось бы. Николаю просто не повезло: шелагинские артефакты у него изъяли, а живетьевские не выдали, потому что решение о том, что именно выдать, должна была принять Арина Ивановна. Успела бы вручить — осталась бы с правнуком. А теперь встретится с ним где-то там за Гранью, и он ей выскажет все, что думает по поводу своей смерти. Коленька — не та личность, чтобы прощать свою смерть. Так что, если встретятся, он прабабушку своими руками пришибет второй раз.

Тем временем великая княгиня поняла, что слова от меня не дождется, распахнула дверь и скомандовала:

— Вернуть Зимина. Немедленно.

Один из охранников попытался заглянуть в дверь, рассчитывая получить указания от своего начальства, но великая княгиня пресекла его поползновения холодным:

— Вам что-то непонятно? Немедленно вернуть Зимина. Выполнять. Быстро.

Охранник кивнул и поднес к лицу рацию.

— Ее императорское высочество требует вернуть целителя-преступника.

— А Ильич чо говорит? — прохрипело из рации.

— А Ильич отдал богу душу, — злорадно сказала великая княгиня, — потому что вместо того, чтобы защищать императорскую семью, он нас предал. Не учел, что мы находимся под защитой нашего Рода. Дух покарал убийц. И его, и Живетьеву. И я требую вернуть невинно оболганного целителя.

Понятно, какой версии будет придерживаться императорская семья.

Теперь уже оба охранника с вытаращенными глазами заглядывали в спальню цесаревича, где сейчас лежало только одно мертвое тело — Александра Константиновича.

— Но где они? — вырвалось у одного.

— Я же ответила: унес дух, защищающий императорскую семью. Преступления банды Живетьевой заставили его выйти из многовековой спячки, — вдохновенно сочиняла великая княгиня. — И теперь он на страже интересов моей семьи.

Не знаю, что подумали те, кто пытался унести Зимина подальше, но совсем скоро его вернули. В том же виде, как и уносили, — на носилках и в целительской коме. Последнюю я снял.

Зимин, только очнувшись, сразу простонал:

— Живетьева убила цесаревича.

Я решил, что дальше здесь разберутся без меня, и направился к выходу, стараясь ни в кого не врезаться, потому что после объявления великой княжны движение в коридоре стало весьма оживленным. В исчезновение местного безопасника не поверили и рыскали по дворцу, пытаясь его обнаружить. Бардак какой-то творится в императорском дворце, распустили здесь всех донельзя. И никакой надежды, что оставшаяся взрослая представительница императорской семьи наведет в этом гадюшнике порядок. Похоже, нас ждет очень интересное время, когда оставшиеся без пугала в лице императора князья начнут делить власть и пытаться выгрызть себе дополнительный кусок пирога. Справится ли с ними великая княжна? Однозначно нет: ни Живетьева, ни безопасник не считали Евгению Павловну помехой и были уверены, что ее удастся продавить.

Я вышел за ограду, спохватился, что не отчитался своим, которые в ожидании результата моего посещения дворца сидят сейчас как на иголках, и передал Грекову:

— Живетьевой больше нет. Императорского безопасника тоже. Подробности лично.

— Принял, понял.

Дальградское военное училище находилось совсем рядом, но при мысли, что придется разбираться с Фадеевым, меня замутило. Ощущения после убийства двух человек были омерзительные. Не столько оттого, что я вообще кого-то убил, сколько из-за способа уничтожения Живетьевой. Эта голова, злобно лупающая глазами, мне еще долго в кошмарах будет сниться.

Отбросив желание вернуться на такси, я решил сохранить в секрете свой отъезд из поместья и возвращался тем же неудобным способом. В довершение замерз и устал как собака. Нужно найти какой-нибудь летающий артефакт Древних с подогревом: перемещаться буду незаметно и в комфортных условиях. Мало ли как жизнь сложится, а профессия исполнителя деликатных поручений у меня уже отработана…

Глава 22

Как добрался до дома, отчетливо не помнил, лишь урывками. Более-менее в себя пришел только в гостиной, где меня ждали Шелагины и Греков.

— Алексей Дмитриевич сказал нам удивительную вещь, — встрепенулся при моем появлении Шелагин-старший, — что нам больше не следует опасаться Арины Ивановны.

— Следует или нет, решайте сами, — сказал я и поставил устройство на воспроизведение.

А сам пошел в душ. Казалось, что необходимо отмыться дочиста после смерти Живетьевой, иначе она от меня никогда не уйдет. Вернулся я, когда в записи уже пришедший в себя Зимин сообщал о предательстве Живетьевой. Дальше все равно ничего интересного не было, поэтому я выключил.

Зрители отошли от зрелища не сразу.

— Словно фильм ужасов просмотрел, — первым высказался Шелагин-младший. — Когда пытаешься уничтожить древнее зло, а оно воскресает и воскресает.

— Вряд ли Живетьева уже воскреснет, — возразил Греков. — Но смотрелось все это жутковато. Оп-па!

Он извлек из-за дивана поднос с бутылками сидра, бокалами и закуской.

— Это, конечно, не тот, что у тебя, — вздохнул Греков. — Но неплохой.

«Я всегда говорил: наш он человек, правильный, — облизнулся Песец. — Чего тормозишь? Давай