в присутствии прессы, чтобы Стаминские не смогли запудрить мозги».

Несмотря на показную скромность, предложение, высказанное Песцом, было годным, поэтому я сразу же передал его Шелагину-старшему. Тот задумался, потом просиял совсем не по-княжески, а как мальчик, которому подарили долгожданную игрушку. Точнее, не подарили, а пообещали подарить в ближайшее время. И я Шелагина-старшего понимал: идея Песца делала этот подарок весьма вероятным.

«Не думал, что ты столь искушен в интригах».

«Я? — картинно удивился Песец. — Да ты что, я просто люблю эффектные презентации. А эта куда уж эффектней. Кроме того, я прекрасно понимаю, что если твой дед займет трон императора, то у нас будет доступ ко всему, чего мы только захотим. И ты сможешь спокойно заняться артефакторикой. При этом удастся еще и выстроить вертикаль власти и покончить с княжеской вольницей. Идеальное же решение».

«Даже не знаю, кого за это решение хвалить больше: тебя или твоего создателя, — заметил я. — Конечно, если бы не он, ты бы не появился, но мне кажется, идея уже целиком твоя».

«Если бы не твой отец, ты бы тоже не появился на свет, но благодарить за то, что ты делаешь, нужно тебя, а не его», — намекнул Песец.

«Подозреваю, что ты дался своему отцу большим трудом, чем я своему», — не удержался я.

«Кто знает, кто знает…» — захихикал Песец, потирая лапы, заранее представляя, что будет завтра.

Тем временем оба Шелагина и Греков плотно сидели на телефонах. Смысла им мешать не было, поэтому я подхватил Глюка и пошел к Таисии.

— Со щенком опять надо посидеть? — обрадовалась она, стоило ей нас увидеть.

А Глюк, подлиза мелкая, вися у меня под мышкой, умудрился еще энергично вилять хвостом. Такое впечатление, что у него там самая развитая мускулатура на данный момент.

— Посидеть нужно, — согласился я, — только не с Глюком, а со мной. Ну или с нами обоими, если он тебя привлекает больше, чем я.

— Может, тогда пойдем погуляем по парку?

— Темно уже… — удивился я.

— А освещение? Оно срабатывает, когда подходишь.

— Парк так парк, — покладисто согласился я, а Глюк просто согласно тявкнул. Он просто не представлял, насколько там холодно снаружи, но я решил ему объяснить разницу прогулок внутри моей куртки и самостоятельной.

Таисия вернулась с курткой, и мы пошли дышать свежим воздухом. Тропинки были вычищены идеально — на таких следов невидимок не видно и это не очень хорошо…

— Парк очень красивый. Жалко, что я не видела его летом.

— Летом его и не было. Летом здесь было владение Живетьевых, которое Арина Ивановна взорвала.

— Странная она была. Вроде бы добрая бабушка, а как взглянет иной раз — становится так страшно, что хочется убежать.

— Она к вам часто приезжала?

— Ты про лицей или княжество? — спросила она и сразу же добавила. — Хотя вообще без разницы, она и туда, и туда наведывалась. Мама после разговоров с ней всегда выглядела больной, директор тоже. И при этом она никогда не угрожала. Или я этого не слышала.

— Ее даже свои боялись, — подтвердил я, вспомнив Грабину. Сколько ужаса было в ее голосе, когда она разговаривала с Фурсовой о вероятности невыполнения приказа Живетьевой.

Глюк не спал, поэтому я извлек его из теплого гнезда куртки и поместил аккурат в небольшой мягкий сугроб, куда щенок сразу же сунул свой любопытный нос, оскорбленно чихнул, а потом попытался прихватить деснами, чтобы напугать.

— Наестся снега — заболеет, — забеспокоилась Таисия. — Он же глупенький еще и маленький. И переохладиться может.

Тем временем Глюк чихнул еще раз и грозно заворчал на не сдающийся сугроб, потом придавил его лапой и гордо глянул на нас: мол, смотрите, как враг стелется передо мной.

— Грозный ты, — согласился я и вернул его обратно за пазуху. У него, конечно, шерсть есть, но пузо голое, простыть действительно может.

Глюку перемещение в этот раз не понравилось, потому что он сразу высунул голову проверить, как там снежная кучка. Она выглядела полностью побежденной и подняться не пыталась. Поэтому щенок успокоился, а через некоторое время даже уснул под наш с Таисией разговор. Я бы, конечно, предпочел не только разговаривать, но целоваться, когда между нами находится щенок — то еще удовольствие.

Прогулка по ночному парку, где лично для нас зажигались фонари, была романтичной, но мне этого было маловато. Не знаю как Таисии — не спросишь же прямо о таких вещах. Под конец прогулки зашла речь о школьных друзьях, и Таисия с грустью констатировала, что у нее подруг не осталось, потому что после того предательства, когда ее толкали к Фадееву, она никому не верит. Я же мог сказать, что школьная дружба вполне может сохраниться — с Федей мы переписывались постоянно, хотя виделись, конечно, редко. Разве что с Дашкой общаться перестали. Было ли это правильным? Кто знает. Все же я действительно не мог дать ей того, что ей нужно, в отличие от Агеева.

На ночь я опять поработал аналогом Песца для кучи людей: передал знания с модулей. А потом отправился спать. Глюк снова попросился ко мне, и я не стал его отталкивать, только пеленку подстелил, запас которых стремительно таял из-за повышенного щенячьего метаболизма.

Спали мы спокойно. К нам никто не лез. Возможно, из-за установившегося безвластия или слухов о том, что ликвидаторы, проникающие к нам, бесследно исчезают.

Разминка утром была короткой. С учетом того, что предстоит, перенапрягаться не хотелось. Поесть я тоже решил чего-нибудь легкого.

— Совету сегодня быть, — торжественно провозгласила Беспалова за завтраком. — Многие собираются подъехать к дворцу, и уже нет императора, которого бы боялись, поэтому свара будет знатная. Павел Тимофеевич, я поддержу вас.

— Вы думаете, я захочу бороться за власть?

— Если это не так, я буду сильно разочарована. Но мне кажется, вы за нее уже боретесь, — заметила она. — Иначе зачем вы предложили вести трансляцию с Совета?

— Затем, чтобы Стаминские не переиначили результаты в свою пользу, — пояснил Шелагин. — Вопрос с императорской реликвией продолжает оставаться открытым. И он довольно-таки щекотливый. Вы можете быть уверены, что в похищении реликвии не обвинят теперь уже нас? Уверен, на месте гибели князя Прохорова ее не нашлось…

— Вот уж кого мне ни капельки не жалко, так эту скотину, — экспрессивно высказалась Беспалова. — Ни ума,