тот же прием: он делает вид, что верит в реальное участие Дьявола в судьбах человечества и излагает подробно «историю» его деяний — от Каина до XVIII в. Он пишет, в частности, что в нынешние времена, когда вера в Дьявола слабеет, тот перенес свою деятельность из сверхъестественного мира, к которому были причастны только ведьмы и колдуны, в более привычный мир «щеголей, красоток, остряков и глупцов», и приводит примеры того, как это происходит. Изложение «истории» предваряет рассказ о происхождении Дьявола, его именах и его роли в грехопадении. В этих начальных главах Дефо (точнее, его alter ego, гипотетический автор трактата), неоднократно обращается к поэме «мистера Мильтона», как к «источнику», который нельзя обойти, говоря на данную тему. Пользуясь случаем, Дефо вкладывает в уста «автора» весьма ехидную характеристику «Потерянного рая», подмечая в поэме многочисленные несуразности, противоречащие как христианскому вероучению, так и здравому смыслу: такие как существование «святых» и «ада» до грехопадения и даже до сотворения мира, или то, что Сын в 6-й книге одновременно скачет на херувиме и сидит на троне. Отвлекаясь от частностей, Дефо критикует Мильтона за то же, за что критиковал поэта Лесли, и за что «Потерянный рай» неоднократно будут критиковать в дальнейшем — а именно, за излишнюю «материальность» и даже «театральность» в описании действий сверхъестественных, «духовных» сущностей.

«Мистер Мильтон воистину рассказал массу занятных вещей о Дьяволе, самым торжественным и чеканным слогом; короче, он написал прекрасную пьесу о Небесах и аде»[669].

И далее:

«Я с легкостью могу позволить мистеру Мильтону создать холмы и долины, цветущие луга и поля (и тому подобное) в Небесах и уединенные убежища для отдохновения и созерцания в аду; хотя следует добавить, что я не позволил бы этого ни одному поэту на свете, кроме мистера Мильтона. Более того, я могу согласиться, если вам угодно, что мистер Мильтон вправе поместить на Небесах танцующих ангелов, а в аду — поющих демонов, хотя это, выражаясь кратко, полнейший абсурд. Но я не могу позволить ему сделать музыку, звучащую в аду, „чарующей и гармоничной“, как он ее описал»[670].

Интересно, что именно Дефо в этом ироническом трактате впервые непосредственно связал имя Мильтона с арианством[671]. Обращаясь к строкам 603–606 из 5-й книги, процитированным выше, он говорит (устами автора трактата, но в данном случае, по-видимому, вполне искренне): «Христос был представлен на Небесах, но не в тот момент (о котором говорит Мильтон. — З. М.), а в вечности, и не был наделен там властью, которую он получил на Земле в результате победы над грехом и смертью и воскрешения из мертвых, так что мистер Мильтон отступает здесь от ортодоксии, но подводит базис под общеизвестную ложную доктрину Ария[672], утверждавшего, что было время, когда Христос не был Сыном Бога»[673].

Темы, заданные Дефо в обсуждении «Потерянного рая», получили (независимо от него) развитие в полемике следующего десятилетия.

В 1731 г. увидел свет трактат Джона Кларка (1687–1734) «Эссе об обучении, в котором дается руководство для надлежащего проведения оного и составления библиотеки, подходящей для данной задачи, включающей избранные книги по всем областям знания»[674]. Автор трактата получил классическое образование в Кембридже и всю свою жизнь был школьным наставником — сначала в Халле, потом в Глостере.

Обсуждая в конце книги произведения, которые нельзя обойти при знакомстве с поэзией, он обращается к «Потерянному раю» и дает развернутое объяснение того, почему он не рекомендует это сочинение для прочтения тем, кто занимается самообразованием. Хотя «по возвышенному полету фантазии с Мильтоном может сравниться разве что Гомер»[675], его поэма имеет «существенные изъяны, связанные с ошибками разума»[676]. В качестве основной ошибки Кларк называет то, что все произведение построено на «абсурдной», с его точки зрения, идее о бунте ангелов против Бога, имевшем своей целью низложить Его. Подобная идея, по его мнению, «не могла возникнуть в мыслях ни одного сотворенного существа, особенно обладающего столь глубоким знанием, каким, согласно поэме, обладали падшие ангелы»[677].

Вторым крупным недостатком поэмы Кларк считает то, что в ней слишком обильно представлены «богохульные речи» падших ангелов; мало того, если они и вызывают ужас у благочестивых душ, то лишь благодаря этому благочестию, а не в силу того, что поэт использовал свое мастерство, чтобы вызвать у читателей отвращение к этим зловещим персонажам.

Третьей ошибкой является, согласно Кларку, попытка описать сражение ангелов, которые, по общепринятому представлению, нематериальны; даже облекаясь в видимость тела, они не могут быть ранены, поэтому присутствие мечей, копий, щитов в сражении совершенно лишено смысла. Вспоминая Гомера, который описывает сражающихся богов в «Илиаде», Кларк замечает, что Гомер, будучи «атеистом»[678], сам не верил в их реальность.

Также «непростительной дерзостью»[679] кажется Джону Кларку то, что Мильтон включил в поэму длинные речи Бога и Сына, в то время как поэт, будучи смертным, может писать только о своих смертных сородичах.

Как можно видеть, Джон Кларк, в полном соответствии со своим заявлением об «ошибках разума», критикует Мильтона с рационально-философских позиций, обойдя молчанием, например, тот факт, что история о бунте ангелов не придумана поэтом, а укоренена глубоко в христианской традиции.

В 1732 г. вышло новое издание «Потерянного рая»[680], подготовленное Ричардом Бентли (1662–1742). В отличие от Джона Кларка и Даниэля Дефо Бентли был заметной фигурой в ученом мире — специалист по древним языкам и античной литературе, теолог, литературный критик, глава Тринити-колледжа (с членами которого у него возник долгий конфликт). Он удостоился в последующие века почетного титула «родоначальника исторического метода в филологии». Ему также выпала честь прочитать первую «лекцию Бойля»[681] в 1692 г. и успех лекции оказался столь велик, что его пригласили выступить в этом качестве еще раз, два года спустя.

Целью Бентли при издании «Потерянного рая» было оградить доброе имя Мильтона от нападок, но его работа произвела сенсацию и стала объектом резкой критики. Ричард Бентли подошел к поэме так, как будто имел дело с античным источником, прошедшим через руки множества редакторов и переписчиков, и предложил — вполне в традиции своего времени — огромное количество эмендаций, которые должны были, по его мнению, вернуть тексту его первоначальный вид и смысл.

В предисловии он пишет о том, что Мильтон работал над «Потерянным раем», будучи слепым, и из-за этого не мог проконтролировать работу секретаря, которому он диктовал поэму, наборщика и издателя. Соответственно, Бентли выделяет в тексте три «пласта» искажений: ошибки секретаря, не расслышавшего слово или