было сделано. Но времени было мало: многих матросов мы просто физически не успели известить, другие приняли наши призывы холодно и недоверчиво; ведь ничего не было подготовлено, ведь мы накануне доказывали неразумность такого шага».

С прибытием из Петербурга представителей ЦК, привезших директиву о восстании, большевики начали извещать своих людей, готовить их к бою, наскоро уточнять, корректировать на местах план выступления.

В Кронштадте утром 19 июля на конспиративной квартире состоялось расширенное совещание представителей воинских частей и военно-боевых рабочих организаций. На совещании, как обычно, вдрызг переругались эсдеки с эсерами — и те и другие обвиняли соперников в предательстве дела революции. После долгих споров все же решили мятеж поднимать.

Согласно плану, восстание должно было начаться в 23 часа 19 июля по условному сигналу: три пушечных выстрела, либо, если сигналов не последует, то просто в установленное время. Мятежники должны были первоначально захватить оружие, обезвредить офицеров, а потом поднять на восстание весь Кронштадтский гарнизон и стоящие в гавани корабли. Провоцируя немедленное восстание, кто-то пустил слух о том, что флот уже восстал и что к 12 часам ночи флот будет у Кронштадта в распоряжении восставших. Впоследствии эсдеки обвинили в распространении этого слуха эсеров, а те, в свою очередь, обвинили эсдеков.

На самом деле пустить слух могли и те и другие, так как обман наивных солдат и матросов в начале восстания был старым и испытанным средством поднятия боевого духа и решительности среди мятежников. Поразительно, что, пустив слух о приближении к Кронштадту революционного флота, руководители мятежа затем сами в него поверили! Фантазии их не было предела. Они уже составляли указания, что Балтийский флот вот-вот двинется в Невскую губу и начнет обстрел столицы и окружавших ее фортов. Обстрел флотом Петербурга должен был, по мысли революционеров, вызвать массовое выступление рабочих, после чего предполагалось уже захватить Петербург. При этом составленный план даже не предполагал, что противная сторона будет хоть как-то противодействовать.

Особое место в мятеже возлагалось на матросов 1-й дивизии, которые должны были поднять на выступление солдат Енисейского пехотного полка. К этому времени на гауптвахте полка сидело уже четыре сотни арестованных матросов — авангард будущего мятежа. Позднее будут писать, что все они были бойцами революции. На самом же деле — это были заурядные нарушители воинской дисциплины: пьяницы, самовольщики, воры и хулиганье, т. е. откровенный флотский люмпен, отбывавший срок за свои прегрешения перед законом и моралью. На эту шпану был расчет особый. Как «испытанные враги царизма», пьяницы и хулиганы должны были напасть на караул, обезоружить его, а потом уже силой кулаков и оружия выгнать солдат Енисейского полка на улицы захватывать арсенал и оружейные склады, разгромить почту, телеграф и полицейские участки, ограбить банк и попавшиеся по дороге лавки.

Одновременно матросы 2-й дивизии во главе с матросом-эсером Егоровым должны были высадить десант на кронштадтские форты и захватить их. Членов повстанческого комитета раздражало, что на стоявшие в гавани корабли — крейсер «Громовой», броненосец «Император Александр II» и учебный корабль «Океан» — у них не было никакого влияния. Оставалось утешать себя тем, что корабельные матросы и сами к ним примкнут, когда увидят, что повстанцы берут верх.

Однако сохранить в тайне подготовку к мятежу все же не удалось. Было ли это целенаправленное предательство или кто-то просто проболтался, а может быть, просто хорошо сработала полиция, в точности неизвестно, но факт остается фактом. 11 июня 1906 года министр внутренних дел Столыпин обратился к морскому министру адмиралу Бирилеву с письмом: «В Министерстве внутренних дел… получены сведения, в среде матросов Кронштадтского порта готовится возмущение и матросы ведут переговоры с сухопутными нижними чинами относительно присоединения их к бунтовщикам, но в среде последних замысел этот мало встречает сочувствия: со стороны же рабочих ожидается полное присоединение к восставшим…»

15 июня 1906 года Столыпин прислал еще одну предупредительную записку адмиралу Бирилеву. Морской министр дал «соответствующие указания и приказания».

Предупредительные распоряжения были даны коменданту крепости и командирам частей. Еще накануне 19 июля была приведена в боевую готовность и полиция. Однако, как это обычно бывает, большинство начальников ограничилось лишь формальными мероприятиями и бодрыми докладами наверх.

С момента окончания первого мятежа в Кронштадте командование находилось в весьма нервном состоянии, видя в каждом заурядном происшествии начало нового бунта. Из заявления главного командира Кронштадта вице-адмирала К.П. Никонова: «…2 апреля с.г. на Павловской ул. произошла самая обыкновенная драка между несколькими матросами из-за проституток, которая, тем не менее, была принята комендантом крепости за безусловный бунт».

Любопытно, что самую точную информацию о времени начала мятежа дала властям именно хозяйка публичного дома «Золотой корабль», что располагался на улице Нарвской. Рано утром к ней забежали два матроса и предупредили, что в 11 утра 19 июля будет бунт и матросы придут брать ее девочек даром. Испуганная бандерша тут же позвонила кронштадтскому полицмейстеру Садовскому. Тот обещал помочь…

Глава третья. Братцы, опомнитесь!

Мятеж в Кронштадте начался 19 июля в 23 часа, т. е. в точно установленный срок. Оговоримся сразу, что из всех военных мятежей революции 1905–1906 годов он был самым организованным и подготовленным, а потому и самым опасным. Почти одновременно выступили минеры, саперы, солдаты электроминной роты и матросы двух флотских дивизий.

Первой жертвой мятежников пал полковник Н.А. Александров. Существуют две версии его убийства.

Известный историк Р.М. Мельников в своей книге «Цесаревич» пишет о начале мятежа солдат электроминной роты так: «В минной роте, повинуясь священному чувству пролетарской мести, штыками закололи командира полковника Николая Ильича Александрова (он приехал проститься с командой перед отъездом к новому месту назначения) …»

Полковник Николай Ильич Александров происходил из дворян Санкт-Петербургской губернии, родился в 1856 году. В 1879 году произведен в офицеры и начал службу в 1-м саперном батальоне, оттуда в 1885 году был переведен в Гренадерский саперный батальон, где в 1887 году командовал ротой Его Высочества Великого Князя Петра Николаевича. В 1889–1890 годах прослушал курс лекций в Офицерском классе Гальванического заведения (позднее Военная электротехническая школа), после этого был назначен младшим офицером в Кронштадтскую минную роту. После 4 лет службы снова вернулся в Школу, где командовал электротехнической ротой. Читал лекции по истории минного дела и оставил работы по этому вопросу. В 1903 году получил под командование Кронштадтскую минную роту, а в 1906 году был назначен командовать 6-м понтонным батальоном, но к новому месту службы отбыть не успел.

Кстати, убили не только старого командира, который пришел к своим матросам с чистым сердцем, заодно