ты думаешь о ронине из Тосы? — Кошечка презирала себя за этот вопрос, но не могла удержаться: ей хотелось знать о Хансиро все, что возможно.

— Он может выпить очень много, моя госпожа. — Воин-подросток поморщился при воспоминании о том, как пытался сравниться с Хансиро в битве с кувшинчиками сакэ. — Я долго считал, что он — наемник Киры, но в конце концов оказалось, что он держит вашу сторону. Это огромная удача для вас, он в совершенстве владеет мечом.

— Спасибо тебе за помощь. — Кошечка вскинула свой узел. Мумэсай попытался помешать ей и взвалить ношу на себя, но Кошечка мягко отстранила непрошеного носильщика. — Мы с Касанэ продолжим путь одни.

— Я могу нести ваши вещи, защищать вас от опасных буянов и договариваться обо всем необходимом в гостиницах. Я буду торговаться с продавцами и паромщиками и кипятить вам по вечерам воду для чая.

— Мы справимся сами. — Кошечка совсем не была в этом уверена. — Мы предпочитаем путешествовать в прежнем составе.

Она, возможно, и приняла бы помощь бывшего слуги князя Ако, но спокойные, изящные движения Хансиро и его темные глаза с золотыми искрами делали мысль о постоянном соседстве юнца вместо отвергнутого мужчины просто невыносимой.

Кошечка нашла своим чувствам логическое оправдание: она знает о мальчике только то, что он смел и настойчив, и потому не может доверять ему больше, чем опасному молчаливому ронину из Тосы. Но как отказать художнику, не задев его самолюбия?

— Я хочу попросить тебя об одном одолжении, — сказала Кошечка. — Оно потребует большой осторожности, находчивости и мужества.

— Я сделаю все, что в моих силах, госпожа.

Лицо подростка вспыхнуло от затаенной радости.

— Отнеси моей матери письмо.

— Вы предлагаете мне вернуться в Эдо?!

— Да. Мне тяжело думать о том, что мать тревожится за меня. Но доставка письма — опасная задача. Мои враги обязательно попытаются перехватить тебя. Ты ведь понимаешь, в чем дело?

Кошечка говорила чистую правду, но она пыталась солгать мимикой. Беглянка хотела убедить юношу, что письмо — последнее звено в заговоре мстителей за князя Асано.

— Ваше желание — закон для меня, моя госпожа, — поклонился Мумэсай. Но уловки Кошечки не обманули молодого ронина.

ГЛАВА 58

Объятья вонючих костей

— Полюбуйтесь на него! — полушепотом сказала Кошечка своей спутнице. — Торчит там, как слива в огороде!

Беглянки замешались в толпу других путников, укрывавшихся под широкими карнизами домов, выходивших фасадами на главную улицу городка Акасака. Дождевая вода проливалась с небес серебристой пеленой. Спутницы могли бы переждать этот ледяной ливень в чайном доме, под крышей которого стояли, но заведение было переполнено людьми. Прихожую его заполняли высокие гэта и дождевые плащи — соломенные и бумажные. Масса паломников, которых Кошечка сманила с насиженных мест, по-прежнему забивала подходы к Исэ. Знаменитый веселый квартал Акасаки процветал.

Посреди реки грязи, именуемой гордо — Токайдо, сидел Хансиро на плетеном сундуке, который он совсем недавно преподнес своенравной Кошечке. Воин из Тосы пытался перекупить сундук у настоятеля храма, узнав, как распорядилась княжна Асано его даром, но упрямый старик ничего не хотел слышать. Как большинство порядочных людей, помнивших о трагической судьбе князя Асано, настоятель сочувствовал дочери погибшего, а значит, благоволил и к тому человеку, который, как ему казалось, твердо решил ей помочь. Короче, старик отдал Хансиро сундук со всем его содержимым и не согласился взять за него ни одной медной монеты.

Несмотря на проливной дождь, Хансиро не открывал зонта. Его ноги прочно стояли в потоке коричневой воды, доходившей ему до лодыжек. Воин из Тосы смотрел перед собой бесстрастным взглядом, а дождь барабанил по его широкополой бамбуковой шляпе и забрызгивал грязью обмотки на ногах. Шляпа и дождевой плащ из промасленной бумаги не спасали Хансиро ни от дождя, ни от холода.

— Похоже, он совсем продрог, — вполголоса сказала Касанэ.

— А по-моему, он доволен собой, как змея, проглотившая комара, — так же тихо отозвалась Кошечка.

Гулкий грохот дождя по крыше не заглушал болтовни паломников. Мокнущий под дождем ронин вызывал любопытство у всех. Большинство обсуждавших его поведение зевак считало, что он сошел с ума. Во всяком случае, Хансиро привлекал к себе внимание, а это было для Кошечки нежелательно.

— Он обязательно простудится, — пробормотала Касанэ, ежась под порывами ветра, который со свистом огибал угол здания и обвивал дождевой плащ вокруг ее ног.

— Его никто не просит сидеть там. И никто не просил тащиться за нами четыре ри, — не уступала Кошечка.

— Не могли бы вы позволить ему идти с нами?

Кошечка устало вздохнула:

— Скажи ему: я требую, чтобы он укрылся от дождя, потому что его упрямство подвергает нас опасности. Скажи еще, что я рассмотрю его предложения.

Касанэ плотнее закуталась в плащ, опустила шляпу, вышла под дождь и зашлепала по лужам. Выслушав девушку, Хансиро повернулся в сторону Кошечки, поклонился ей, потом встал, продел в петли на крышке сундука шест и вскинул свою ношу на плечо.

Вместо того чтобы направиться туда, где жалась от холода Кошечка, воин, расталкивая толпу, прошел в чайный дом. Кошечка задумчиво нахмурила брови: что еще придумал этот ненормальный?

Через несколько мгновений из дверей заведения выскочила служанка и, непрерывно кланяясь, пригласила:

— Пожалуйста, господа, пойдемте со мной!

В набитой вещами прихожей эта женщина сумела найти уголок, чтобы вымыть грязные ноги Кошечке и Касанэ. Потом она провела путниц в боковой коридор, который огибал внутренний садик здания, отодвинула дверную створку, с поклоном ввела их в маленькую комнатку и ушла. Кошечка услышала, как служанка отдает кому-то быстрые распоряжения.

Вскоре вокруг усталых беглянок завертелась целая вереница горничных. Сначала в комнату внесли жаровню, полную углей. Потом возле Кошечки установили поднос с длинной ручкой, на котором лежали трубки, табак и огниво. Затем появились нагретые полотенца, мягкие хлопчатобумажные халаты и куртки на ватной подкладке. Кто-то из женщин налил путницам чай в узкие зимние чашки, которые так согревали озябшие руки.

Тепло, исходившее от плотной комнатной одежды, постепенно окутывало Кошечку. Дрожь, которая сотрясала ее, понемногу ослабевала, и по телу распространялась приятная истома.

Табак и горячий чай вместо врагов, которые бросаются на тебя с оружием, — контраст был настолько приятным, что у беглянки не осталось сил сопротивляться этому наслаждению.

И Кошечка уступила — она позволила другим людям заботиться о себе. Она знала, что расслабляться опасно, но разрешила себе это удовольствие, поскольку чувствовала, насколько коротким оно окажется. По правде говоря, ощущение покоя было таким восхитительным, что сделало ее более терпимой даже к грубому ронину из Тосы.

Но табаком и глотком чая дело не кончилось, и перед