чтобы ехать дальше, не могло быть и речи. Где же найти пристанище? Оказалось, что уцелел дворец князя Голицына. Французы пощадили его, поскольку этот дом – по совершенной случайности – выбрал для себя маркиз де Коленкур, там же располагался его штаб. Конечно, отступая, французы ограбили усадьбу, что-то побили и испортили, но это место все равно было намного комфортнее и безопаснее, чем многие почерневшие особняки.

Переживания, дорожная тряска, сложная беременность – совпало множество факторов. Виельгорские едва успели расположиться в доме Голицына, как начались преждевременные роды.

«На другой день после родов у нее сделался бред… Дней шесть она прострадала и умерла без причастия…» – рассказывала родственница Михаила Виельгорского[86].

Девочку назвали Марией. Они с отцом могли больше не задерживаться в Москве, а потому направились в столицу, туда, откуда всего несколько месяцев назад счастливые супруги Виельгорские уезжали с надеждой на счастье!

Граф почти равнодушно воспринял известие о поражении Наполеона. Он пребывал в состоянии такого душевного расстройства, что родственники старались не оставлять его одного ни на минуту. Сестра Екатерины Бирон, Луиза, решила больше времени проводить с новорожденной племянницей. Ей исполнилось только 22 года, и она уже пережила разочарование в любви. Объектом ее грез был красавец Петр Давыдов[87]. Увы, женатый! И, хотя ее чувства оставались без ответа, девушка отвергала предложения руки и сердца.

Трудно сказать, как быстро эти двое – Михаил и Луиза – осознали, что очень похожи. Их общение стало почти ежедневным, нашлось множество тем для разговора, а еще сестра жены обожала музыку… Возможно, потому они и сблизились. Луиза пусть и не была похожа на Екатерину, зато оказалась отражением самого графа Виельгор-ского.

Тем не менее имелось огромное препятствие – родство! Не кровное, но все же. Церковь не согласилась бы венчать их, помочь решить вопрос мог бы император, но Луиза и Михаил не стали запрашивать разрешение. Они отправились в церковь села Ульянки и тайно обвенчались.

Вскоре правда всплыла. Петербург воспринял этот брак как оскорбление. Луиза лишилась места при дворе, Михаилу пришлось подать в отставку. Только в 1827 году они получили прощение от императора Николая I.

Супруги жили в доме на Михайловской площади, графиня организовывала там великолепные светские рауты. Даже их современница, Долли Фикельмон, оставившая о многих нелестные характеристики, писала о Виельгорской только похвалы: «Умная и благоразумная… приветлива и добра до бесконечности».

Дом графа прозвали «Академией музыкального вкуса», ведь там по-прежнему много говорили о музыке. Композитор Михаил Глинка был желанным гостем Виельгорских, заглядывали к ним на огонек и Иван Тургенев, и Василий Жуковский, и Федор Достоевский. Николай Гоголь приезжал к графу только ради общения с его дочерью, Анной, в которую был безнадежно влюблен (позже девушка вышла замуж за князя Шаховского).

Женившись на сестре покойной жены, Виельгорский сделал счастливый выбор. В вечности они разминулись только на три года – Луизы не стало в 1853-м, а Михаила в 1856-м.

Иные жизненные перипетии сложнее любого сериала, а по накалу страстей подлинные истории отношений превосходят многие романы. Судьба усмехается над писателями, зная наверняка: она сама выдумает лучше!

Глава 9. Левират в действии

Если за женщину заплатили калым, значит, она принадлежит этому роду. Потеряв мужа, вдова не возвращалась домой, а оставалась в той семье, которая когда-то ее приняла.

Такие правила существовали у туркмен и казахов, у некоторых народов Дагестана и у древних евреев.

Подобное явление называлось левиратом: вышла замуж за мужчину, считай, что вышла за его семью; если супруг умирал, женщина становилась женой другого представителя рода.

По сути, калым – тот же хорошо знакомый нам по русским свадьбам «выкуп невесты». Но если сейчас в России он носит исключительно ритуальный характер, став одной из необязательных забав свадебного торжества, то веком ранее у многих народов все обстояло самым серьезным образом. Впрочем, калым платят и сегодня, но уже с учетом современных реалий.

Айна – казашка. В 2022 году она вышла замуж, и за нее внесли калым. Семья мужа уплатила ее родным сумму, эквивалентную стоимости автомобиля среднего класса. Она рассказывала мне об этом со смехом, уточняя, что в целом была против такой откровенной «продажи», но семья стояла намертво: традиция. Иначе не поймут родственники, удивятся соседи. Если дочь нашла хорошего жениха, да и сама из приличной состоятельной семьи, без калыма никак. Во всем остальном у пары вполне обычная жизнь, как у их современников из Москвы, Страсбурга или Лас-Вегаса.

Калым платили по-разному. Буряты передавали его полностью родителям невесты, а вот башкиры делили на части: одна принадлежала молодой жене, другая – ее отцу. У некоторых народов калым становился собственностью девушки и был гарантией ее выживания в том случае, если она лишалась мужской поддержки. Иногда выкуп делили строго пополам – родителям и невесте. Иногда это бывали деньги, иногда – украшения и дорогие ткани, иногда – скот.

Афинский государственный деятель Солон тоже поддерживал идею «передачи жен». Он постановил, что если муж не мог исполнять свои обязанности, а супруга была богатой сиротой, то ей следовало вступить в отношения с родственником мужа. Учитывая, что семейства в Древней Греции были весьма многочисленными, то выбор у девушки был неплохим. Солон вообще пекся о браке и семье. Он, например, запретил отцам продавать дочерей, словно скот. Утверждал, что нельзя допускать союзов «запоздалых, безрадостных, не выполняющих дела и цели брака». Много было сделано для искоренения неравных (по возрасту) браков. Причем это работало и в ту и другую сторону. Найдя юношу в спальне богатой старухи, который от любовных отношений с нею «жиреет, как куропатка», надо заставить его, считал Солон, «перейти к девушке, нуждающейся в муже». Также в соответствии с законами муж богатой сироты должен был иметь свидание с нею по крайней мере три раза в месяц. Предполагалось, что так можно проявить уважение и любовь и не дать жене «совершенно охладеть к мужу из-за ссор с ним».

Вернемся к левирату. Итак, у тех народов, где практиковали подобный обычай, вдова была обязана выйти замуж за следующего по старшинству брата или за другого родственника, если брат уже женился. Все потому, что женщина считалась собственностью. Братья перенимали от покойного его наследство и с ним же – домом и угодьями – забирали его супругу. Получалось, словно в повести о Малыше и Карлсоне.

«– Послушай, мама, – сказал он, – а когда Боссе вырастет большой и умрет, мне нужно будет жениться на его жене?

Мама подвинула к себе чашку и с удивлением взглянула на Малыша.

– Скажи, почему ты это подумал?

– Ведь когда Боссе вырос, я получил его старый