Это также не значит, что у нашей группы нет вопросов, – только теперь они адресованы Реми, а не мне. Слава богу.

– Ты сказал, что ты волшебник времени, – говорит Саймон. – Но мне всегда казалось, что их мало и они попадаются очень редко.

– Думаю, да. – Он бросает на Саймона невеселый взгляд и, когда отвечает, его новоорлеанский акцент становится еще выраженнее, чем обычно. – Хотя надо заметить, что почти всю свою жизнь я провел в тюрьме. Я понятия не имею, что в действительности является редким, а что нет.

Я не знаю, что мне сказать на это, и, судя выражениям их лиц, этого не знают и остальные. По мне, так быть запертой всю жизнь на этом острове – это ужасно, но я не могу даже представить себе, что пришлось пережить Реми. Он родился в худшей, пользующейся наиболее дурной славой тюрьме для сверхъестественных существ и только недавно сбежал оттуда и в конце концов оказался здесь.

– Резонно, – говорит наконец Моцарт. – Но просто для твоего сведения – они и впрямь попадаются очень редко. Однако получается, что в одной только нашей группе их целых двое. Кто-нибудь еще находит это странным?

– Я не волшебница времени, – возражаю я. – Я не понимаю, что со мной творится сейчас, но я однозначно никакая не ведьма и не волшебница. Я мантикора – вы все это видели.

– Нет закона, который бы гласил, что ты не можешь быть и тем, и другим, – замечает Иззи.

– Это не имеет смысла и лишено логики.

– Если не считать того факта, что ты можешь видеть кучу вещей, которые, по идее, видеть бы не могла, – тихо отвечает мне Саймон.

Я не знаю, что на это сказать, потому что он прав. Но мне также не хочется продолжать говорить на эту тему, потому что все, что они говорят, только заставляет меня психовать еще больше.

Должно быть, Реми чувствует это, потому что он опускается на корточки, чтобы посмотреть на гобелен и резко меняет тему.

– Итак, расскажи мне, как эта штука работает, Джуд. Ты соткал ее из человеческих кошмаров?

Глава 73

Бессоница – ведьма

Сперва мне кажется, что Джуд не ответит, но затем он вздыхает и говорит:

– Его соткал мой отец, очень давно. А десять лет назад я прибыл с ним в Школу Колдер.

– И с тех пор ты используешь его, чтобы играть человеческими кошмарами? – спрашивает Саймон

– Я бы охарактеризовал это не так.

– А как? – спрашивает Реми.

– Он использует его, чтобы вызывать у людей кошмары, – отвечает Моцарт, пожав плечами. – Разве это сложно?

– Я не использовал его, чтобы вызывать кошмары ни у кого, – огрызается Джуд. – Подумайте сами и вспомните. Когда в последний раз – до прошедшей ночи – вам действительно снились кошмары?

Я начинаю возражать, но затем действительно пытаюсь вспомнить. И вспоминаю, что до появления змеи настоящий кошмар я видела десять лет назад. Как же я могла не замечать этого прежде?

Как все мы могли не замечать этого прежде?

С другой стороны, люди не думают о том, что они могут заболеть, когда они здоровы, – возможно, то же относится и к ночным кошмарам. Легко забыть, что они существуют, если тебе они не снятся вообще.

– Выходит, ты отводишь от нас наши кошмары до того, как они могут нам присниться? – спрашиваю я, пытаясь понять, как он это делает.

Он делает долгий выдох.

– Да, что-то вроде того.

– Если подумать, то это просто обалденно, – говорит Моцарт. – У меня действительно все эти три года не было кошмаров, так что… спасибо, Джуд.

Я замечаю, что эти ее слова важны для него, вижу, как слегка расслабляются его плечи, как немного разжимаются его зубы, когда до него доходит, что никто больше не нападает на него. Мы просто пытаемся понять.

– Когда ты забираешь кошмары, куда они уходят? – спрашивает Эмбер, и в кои-то веки в ее тоне нет обиды на весь мир. – А только любопытство.

– Плевать, куда ты их деваешь, – бросает Моцарт. – Я хочу знать, как ты можешь это делать, если твои магические способности заблокированы. Так что это должно быть просто невозможно.

– Мои магические способности невозможно заблокировать.

– В самом деле? – удивляется Эмбер, выпучив глаза. – Значит, твои магические способности всегда были при тебе?

– А нам ты так ничего и не сказал? – Похоже, Моцарт так же удивлена этим фактом, как и тем, что он всегда сохранял свою магическую силу.

– Я не знал, как это сказать, – досадливо отвечает он. – Для всех вас это значит очень много, и мне казалось, что, с моей стороны, было бы свинством хвастаться этим.

Секунду она думает об этом – как и все наши, – а затем Саймон пожимает плечами.

– Вообще-то, если честно, ты и раньше, бывало, вел себя по-свински, так что ты можешь понять нашу растерянность.

Джуд закатывает глаза, остальные смеются, и, похоже, кризис разрядился.

– Хотя все это и интересно, – внезапно вступает в разговор Иззи, говоря тоном, показывающим, что на самом деле это совсем не так, – ничто из этого не приближает нас к пониманию того, почему гобелен сделался неисправным.

Должно быть, призраки явились из-за того, что происходит на пляже, потому что они толпятся вокруг меня, ища внимания. Я пытаюсь их игнорировать, но делать вид, что я их не замечаю, становится все труднее и труднее.

– К тому же ничто из этого не объясняет, почему этот гобелен хотят заполучить Жаны-Болваны, – говорю я.

– Или почему Клементина вдруг начала в одно и то же время видеть настоящее, прошлое и будущее, – добавляет Луис.

– Все это тут ни при чем, – уверенно отзывается Джуд. – Гобелен не имеет ко всему этому никакого отношения. С его помощью я просто фильтрую кошмары, чтобы они могли вернуться обратно в поднебесье прежде, чем опять просочиться в наш мир.

– Но должно же быть что-то, что ты упускаешь, – возражает ему Саймон, вид у него такой же раздраженный, как и у Джуда. – Расскажи нам обо всех деталях этого процесса. Возможно, мы сможем отыскать ответ, если ты объяснишь нам его поподробнее.

– Это не так уж сложно, – отвечает Джуд. – Каждую ночь я удаляю от людей кошмары и переношу их на свою кожу, где я их и храню.

Будто для того, чтобы подчеркнуть то, о чем он толкует – а может быть, просто потому, что им известно, что он говорит о них, – кошмары, находящиеся неподалеку от его шеи, начинают, извиваясь, вылезать из-под круглого выреза его футболки.

Джуд не обращает