виду русалки, жертвы и разрушения в этом процессе практически гарантированы.

Парень натянуто улыбнулся, разглядывая русалку. Она тяжко вздохнула. Никогда ещё люди её настолько не раздражали. В этом доверчивом горожанине отвратительно было всё: от мягких тёмных ботинок, в которых несчастный попёрся в болото, до испуганного лица. Может, он сумасшедший? Только маньяков ей тут не хватало… Ишь, как заглядывается на грудь.

— Ева, ты там не замёрзла? — он вдруг произнёс голосом смутно-знакомым. И добавил: — А стрёмная ты русалка, моя дорогая. Сиськи хоть есть?

Ева фыркнула громко и брызнула на нахала холодной водой. Тот не дрогнул, лишь улыбнулся ещё шире, демонстрируя ямочки на щеках.

— А хвост? — горожанин вдруг мягко поднялся и, переступив с ноги на ногу, вязко чавкнул болотцем у берега. — У приличных русалок должен быть хвост!

Хвост… Задумавшись на минуту, русалка достала из мутной воды своё длинное великолепие. Совершенно роскошный, двулопастный, серебристый, покрытый чешуйками и липкой весенней грязью.

Продемонстрировала и воззрилась недобро на Змеева, вдруг нервно оскалившись.

— Ух ты! — на него острые зубы русалки не произвели должного впечатления. — А заметила? Он у тебя, как у дельфина! Не рыбий совсем. Красиво, мне нравится!

И опять широко улыбнулся, засунув руки в карманы штанов и демонстрируя просто чудовищную беспечность.

Бесил он русалку нещадно. Их разделяла всего пара метров. Один быстрый бросок, и чужак оказался бы в цепких руках чудо-девы. Закрутила бы, придушила, хвостом обхватила и на самое дно утащила. Уложить его светлую головушку в мягкие простыни ила, вплести в русы волосы травы озёрные, накинуть на грудь тину мутную, залепить глаза грязью черною…

— Ева… — тихий звук низкого голоса снова казался ей смутно-знакомым. — Вылезай давай. У нас с тобой там ещё куча дел.

Ева? Да. Это имя ей дали когда-то. Русалка вдруг вспомнила тёплые руки и тихую песню, звучащую над головой, и молочные терпкие запахи. Ева…

— Я тебе рыбный супчик к обеду сварю, обещаю. Давай, дорогая моя, напрягись. Нам ещё барахло твоё как-то из пруда вылавливать. И сушить. И домой потом ехать. Шевели жабрами, милая. Говорят, кровь если к мозгу приливает, сразу становится легче. Ты Серёжу спроси, если мне вдруг не веришь!

13. Гори огнем

«Беды все пропадут, коли в воду уйдут.» Русская народная пословица.

В первый раз Ева очнулась в машине. Стоял дикий грохот, воняло бензином и грязью, за стёклами кожаного салона мерцали опасные, тёмные тени. Девушка застонала. Лютый холод выламывал кости, натягивал кожу на острые иглы пронзительной боли. От него не спасало ни толстое одеяло, в которое её бережно завернули, ни тёплые руки, крепко её обнимавшие. Дрожь трясла перфоратором, зубы стучали, из глаз лились крупные слёзы.

— Т-ш-ш! Женщина, не скули, — прямо над головой раздался тихий голос. — Уже скоро приедем. Ох, и дала ты нам всем прикурить.

С трудом подняв голову, Ева в темноте увидела профиль Змеёныша, резко очерченный, будто светящийся изнутри. Держа её на руках, Илья неудобно скрючился на заднем пассажирском сиденье. И покачивал, как младенца.

— Куда мы? — она прохрипела с огромным трудом.

— Домой уже, слава Создателю, — он ухмыльнулся. — прости, но твой хвост я оставил в пруду.

Как осенние листья мысли тихонечко шелестели в пустой Евиной голове и перекатывались медленно, неохотно, словно гонимые сквозняком. Вспомнилась мгла долгожданной воды, в себе растворившая Еву. Уютное мягкое ложе из тины и грязи, шёпот проснувшихся раков и рыб, песня растений, подгнивших за зиму.

— Теперь я настоящая русалка… — она тихо пожаловалась Илье.

— Хорошо, что не ёжик, — фыркнул негодник в ответ. — Я о чешую твою весь исцарапался!

Тёплые губы нежно коснулись вдруг лба, и девушка вздрогнула.

— Ледяная.

Вздохнул и в одеяло плотнее укутал, обняв ещё крепче. Ева хотела его обо всём расспросить. Откуда машина? Как Змеёныш достал её из воды, где он взял одеяло и куда подевалась одежда, но язык вдруг опух, веки налились свинцом, и русалка мгновенно уснула.

Чтобы проснуться от громкого звука собственного голоса. Горячее влажное прикосновение к коже её испугало до крика, до дрожи. Пальцами судорожно вцепившись в знакомую крепкую руку, девушка распахнула глаза и забилась, как рыбацких сетях бьётся рыба.

— Тих-х-хо, женщ-щ-ина, ти-х-х-хо, ч-ч-ч-его ты кричиш-ш-ш-шь? — её тут же поймали и настойчиво усадили обратно в горячую воду. Голос Змеёныша, тихий и низкий, её успокаивал лучше всяких пустырников. Шипящие звуки ласкали ей слух, мягко и бережно обволакивали сознание. — Это всего ли-ш-ш-шь корыто. Твой Канин сказал, что тебя обязательно нужно согреть. Да не дёргайся так! Я даже хвост твой уже видел, подумаеш-ш-ш-шь. Хочеш-ш-шь, закрою глаза?

Найдя в себе силы дышать, Ева судорожно вздохнула, опустила глаза, фокусируясь на островках своих тощих коленей, сиротливо торчащих из пены. Потом усилием воли заставила себя отцепиться от широкого мужского предплечья, увитого тёмными венами.

— Как… тебе удалось? — прошептала, снова поймав Илью взглядом.

Вид у Змеёныша был… жизнью потрёпанный. Бледный и грязный. Криво ей улыбнулся, нервно и быстро облизываясь.

— Ну… сначала я до тебя докричался, ты вынырнула. Хвост показала и с-с-с-ись. кхм… чеш-ш-шую, — он улыбнулся опять, но во взгляде Змеёныша Ева видела нечто такое, отчего нервно поёжилась, погружаясь в горячую воду. — Потом позвонил начальнику твоему. Нервный тип. Он долго и громко орал, наш-ш-шёл там какого-то мутабора, они с-с-с-нова вместе орали.

Да уж… Ева в красках представила себе невозмутимого высшего ведуна, громко орущего в трубку, и готова была утопиться. Прямо вот здесь, в мыльной горячей воде, на глазах у единственного свидетеля.

— Машина приехала с мужиком. Ты его утопить захотела, мы с трудом с ним отбилис-с-с-ь. Потом ты нырнула опять, я орал минут сорок, обещал даже жениться.

— Сработало? — слушая весь этот ужас, девушка погрузилась в горячую пенную воду по подбородок.

— Не вздумай нырнуть! Я туда горчицы насыпал и каких-то волшебных снадобий, водитель привёз. Весьма подозрительных, кстати. Нет, не сработало. Пришлось пообещать кое-что посущественней. Ты там как, рыбонька, не сварилас-с-с-ь?

— Скажи мне, Змеёныш… — Ева вдруг резко села, снова ловя на себе его пристальный взгляд. — Почему ты меня там не бросил?

— Ты рехнулас-с-с-ь, селёдка? — прозвучало устало. — Не самое лучшее время для выяснения отнош-ш-ш-шений.

— Ритуал принятия в услужение проведён не русалкой, — Ева тихо ему возразила. Я бы осталась в