Всего на секундочку. Чтобы впитать тепло тела. Его запах. Носом вжимаюсь в горячее плечо. Голова идёт кругом от жара вкусно пахнущей кожи. Я трусь щекой о его плечо, прижимаю ухо к грудной клетке, чтобы почувствовать, как размеренно стучит сердце молодого человека.

— Адам… — срывается с губ, когда я вскидываю голову и вновь замираю у его губ, ловя дыхание. — Адам… Какой же ты на самом деле?

Естественно парень не отвечает. А здравый смысл и страх перед тем, что он сейчас проснётся не дают мне растянуться рядом и дальше наслаждаться жаром его тела.

Я осторожно поднимаюсь, с трудом отвоёвываю свою ладонь обратно, забираю аптечку и рубашку Адама. Замираю у двери. Возвращаюсь. Поправляю ноги парня, чтобы они не свисали с кровати, снимаю носки и накрываю сверху одеялом.

Целую в щёку и пулей вылетаю из комнаты, чтобы больше не совершить ни единой глупости. Закрываю дверь, разворачиваюсь и тихо вскрикиваю.

Дима стоит у противоположной стены. Мрачный. Злой. Смотрит на меня исподлобья, скрестив руки на груди.

— Дима, ты чего? — спрашиваю шёпотом.

— Пойдём, поговорим, мелкая, — брат хватает меня за запястье и тащит в ванную комнату.

Захлопывает дверь, закрывает на замок и поворачивается ко мне.

— Какого чёрта, Алиса? — нависает надо мной разъярённой горой.

— Почему ты злишься? — пальцами сжимаю ткань рубашки Адама, которую не желаю выпускать из рук.

— Какого хера ты делала в его комнате? — хватает меня за плечи.

— Дима, это не то, о чём ты подумал. Я просто обрабатывала ему раны. У него там такой ужас на руках, — мои слова походят на детский лепет.

— Мне глубоко насрать. Ты влюбилась в него?

— Нет, — отвечаю излишне торопливо.

— Да твою мать.

— Не выражайся, пожалуйста.

— Я буду выражаться, — рычит Дима. — Буду! Твою. Мать! Он же играет с тобой, мелкая. Он совсем не подходит тебе. Он разобьёт тебе сердце.

— Дима, у нас ничего не может быть. Он меня ненавидит, — шепчу тихо.

— Да, блин, мелкая. Он влюблён в другую! Из-за неё он напился в говно.

Я вздрагиваю. Опускаю голову и обмякаю в руках Димы. Больно. Так больно. Зачем он мне это сказал?

— Лисёнок, прости. Но так будет лучше. Вы же всего три дня знакомы. Ты не должна была успеть привязаться к нему, — Дима гладит меня по голове, целует в волосы. — Просто забудь. Прошу тебя. Хочешь, я найду квартиру, чтобы ты меньше его видела?

— Нет, — я решительно вскидываю голову. — Мне всё равно, Дим. Тут твоя любимая. И мне очень нравятся её родители. Я чувствую себя в безопасности в этом доме. Мне кажется, что они смогут защитить меня от матери.

— Алиса, если тебе будет плохо, я должен знать, слышишь?

— Да. Я люблю тебя, — я лбом утыкаюсь в плечо брата.

— Больше жизни, — брат целует меня в лоб.

Мы так стоим некоторое время, обнявшись и прижимаясь друг к другу. Сейчас я чувствую себя цельной. Почти счастливой. На своём месте.

— Пойдём есть. А потом вы с Ксюшей и Ольгой поедете в торговый центр.

15

Адам

Просыпаюсь с гудящей головой. Сажусь на кровати, сжимаю виски. Всё тело ноет, в голове звенит. Опускаю взгляд вниз, замечаю, что вся левая рука перебинтована. Спускаю ноги с кровати, пытаюсь унять тошноту.

Блин. Никогда раньше не пил, а вчера решил забыться. Вытравить эту заразу из своей головы. Думал, что полегчает.

Ничего подобного. Думал, что смогу кого-то поиметь. Хер там. Всё обломилось. Потому что во сне я видел её. Холера чёртова. Чёртова девка. Всюду мерещилась. В каждой фигуре.

Я со стоном обхватываю голову, давлю пальцами на виски. Чёрт. Почему мне кажется, что в комнате ей пахнет? Какого чёрта?

Я поднимаюсь резко, пережидаю приступ тошноты и головокружения, иду к окну, распахиваю ставни и дышу прохладным воздухом. Становится немного лучше. Ползу в ванную комнату.

Я смотрю в зеркало. Лицо бледное, глаза красные и воспалённые. Скула и переносица заклеены пластырем.

Кажется, я ночью с кем-то дрался. Не помню. Ни черта не помню. В башке только звонкая пустота.

Рука болит, но я не могу вспомнить, как её повредил. Может, упал? Или кого-то ударил? Воспоминания размыты, как будто кто-то взял ластик и стёр всё, что было сразу после первого стакана. Да, пить я совсем не умею. Да и не пил никогда прежде. До сегодняшней ночи. Просто решил, что одну заразу, отравляющую мозги и душу, нужно вытравить другой.

Включаю воду, брызгаю на лицо. Холодная вода немного возвращает меня к реальности. Но запах девчонки всё ещё витает в воздухе. Как будто она здесь, рядом. Находится в комнате, окутывает ароматом волос. Я оборачиваюсь, естественно я в ванной один. В голове звенит от резкого поворота головы.

Чёрт, я схожу с ума! С остервенением тру лицо, бью себя по щекам.

Я открываю аптечку, нахожу таблетки от головной боли. Глотаю их, запивая водой прямо из-под крана.

Снова кажется, что чувствую запах девчонки. Подношу руку к лицу. Блин! Что я вчера сделал? Или утром?

— Блин, — сиплю, хватаясь за голову.

Возвращаюсь в комнату, сажусь на кровать.

Я решил, что клуб — это выход. Идиот. Теперь стало только хуже. Теперь она не только в моих мыслях, но и в каждом углу чёртовой комнаты. Только бы я её ничего не сказал…

Таблетка начинает действовать через полчаса. Я привожу себя в порядок и спускаюсь на первый этаж. Мучает совесть. Я боюсь смотреть в глаза маме. Надеюсь, она не видела меня бухим. Знаю, что ничего не скажет. Но я не хочу подводить её.

Но в доме стоит оглушающая тишина. Захожу на кухню, на столе стоит тарелка, накрытая плёнкой. Рядом записка: «Твой завтрак, сынок. С любовью, мама».

Улыбка трогает губы. Я тяжело вздыхаю и сажусь за стол. Держу в пальцах записку и думаю о том, что мне повезло в долбанной и ничтожной жизни лишь дважды. С сестрой и приёмными родителями.

В ледяной комнате воняет перегаром, дерьмом и заплесневевшей едой. Я трясусь под дырявым и серым одеялом, тщетно пытаюсь согреться. Сквозь выбитое окно в комнату врывается ветер, швыряет пригоршни снега прямо на прохудившийся матрас, небрежно брошенный на пол. Тяну руку к батарее, но она такая же ледяная, как и всё