переносице. Раньше я никогда их не замечал. Они напоминают слабые созвездия, маленькие звездочки, которые оживают только тогда, когда находишь время по-настоящему присмотреться.

Я хмурюсь.

Именно тогда я понимаю, что, возможно, у меня проблемы, потому что мне не следовало бы замечать подобные вещи.

Ноги? Конечно. Сиськи? Определенно.

Веснушки на носу?

Обречен.

* * *

Мы быстро добираемся до дома, где делаем остановку, чтобы высадить нас с Эллой перед вечеринкой. Я устроился на заднем сиденье грузовика между Либби и Эллой, а Бринн сидит впереди с Маккеем и подробно описывает каждую секунду последних нескольких часов. Она за рулем, поскольку Маккей пил, а также потому, что это была ее «самая большая мечта в жизни» — наконец-то сесть за руль нашего развалюшного грузовика.

Восторженные нотки ее голоса затихают, потому что я слишком остро ощущаю, что мое тело прижато к телу Эллы слева от меня. Руки сведены, бедра прижаты друг к другу, ее обнаженное колено соприкасается с моим каждый раз, когда колеса попадают в выбоину. Длинные волосы щекочут мне плечо, их аромат перебивает запах застоявшегося сигаретного дыма и старой кожи салона.

Ее руки крепко сцеплены на коленях, сумочка зажата между ног, и я краем глаза замечаю, как она время от времени поглядывает на меня. Адреналин, полученный за вечер, поутих, и мне стоит огромных усилий удержать ладони на коленях. Все, чего я хочу, — это потянуться к ее руке и переплести наши пальцы, что граничит с беспокойством. Я не знаю, почему мне этого хочется.

Когда мы подъезжаем к дому, Элла выходит из машины первой, ее каблуки хрустят по гравию.

— Спасибо, что подвезли, — говорит она, уже собираясь перейти через дорогу. — Увидимся в понедельник, ребята.

Я выскальзываю следом за ней, торопливо прощаюсь с ребятами, затем захлопываю дверь и бегу за Эллой, которая уже на полпути к своему дому.

— Эй, подожди. — Грузовик выезжает с подъездной дорожки и мчится по тихой улице, пока я не слышу только стук каблуков по тротуару и пение цикад. — Элла.

Она замирает, оглядываясь на меня через плечо.

— Что случилось?

— Ты убегаешь.

— Я не убегаю. Я просто подумала… — Она замедляет шаг, смотрит на мой дом через дорогу, потом снова на меня. — Я подумала, что ночь закончилась.

Мой взгляд устремлен в небо. Луна висит высоко, серебристый отблеск на черном фоне, и звезды мерцают ярко. Может, танцы и закончились, но ночь — нет.

— Пойдем к утесам.

Это заставляет ее остановиться. Элла поворачивается ко мне лицом, и легкий ветерок подхватывает несколько прядей ее волос и отбрасывает их ей на лицо.

— К утесам?

— Да. Я обещал тебе полюбоваться звездами, и сегодня идеальная ночь для этого.

Она моргает.

— Любоваться звездами.

— Почему бы и нет?

— Я… — Сжав ремешок сумочки, она смотрит вниз на свое платье и туфли на высоких каблуках. — Ну, посмотри на меня. Я бы больше всего на свете хотела, чтобы это платье было снято с меня и брошено на пол в моей спальне.

Ее глаза широко распахиваются.

У меня перехватывает дыхание, когда жар пробегает по моей груди.

— Уф! — Она выдавливает из себя смех и отводит взгляд. — Прозвучало двусмысленно. И теперь мне стыдно.

Я напрягаю мозг, чтобы придумать менее непристойные мысли, потому что друзья не представляют себе своих обнаженных подруг. Это было бы грубо и неуместно.

Когда я ничего не отвечаю, потому что мой мозг ведет себя грубо и неуместно, несмотря на мои попытки перенаправить мысли, Элла прочищает горло и делает шаг ко мне.

— Знаешь что? Все в порядке. Сегодня мы можем принарядиться для звезд. Это будет единственный раз, когда я надела это платье, так что можно продлить момент.

Меня переполняет волнение.

— Серьезно?

— Конечно. Давай сделаем это.

Улыбка появляется на моих губах, когда я думаю о том, чтобы провести с ней больше времени. Только мы, один на один. Я даже не могу вспомнить, когда предпочитал общество другого человека своему одиночеству, но прошло уже много лет. Когда-то Маккей был таким человеком.

— Отлично, — говорю я, стараясь не показаться слишком взволнованным. — Я быстро проверю отца и возьму одеяло. Ты не против подождать здесь?

Ее взгляд скользит к моему дому на другой стороне улицы и останавливается на боковом окне, где из-за импровизированных занавесок пробивается желтый свет. Она смотрит на меня, моргает.

— Без проблем. Я пока переобуюсь.

Я вижу, что она хочет присоединиться ко мне, но об этом не может быть и речи. У нас наконец-то наметился прогресс в плане дружбы, и последнее, что я хочу сделать, это отпугнуть ее, когда она полностью осознает катастрофу, которая ждет ее по другую сторону этих убогих стен.

Быстро кивнув ей, я бегу к своему дому и проскальзываю через парадную дверь. Отец принял снотворное перед танцами, так что, скорее всего, уже отключился. Я хватаю старое одеяло со спинки дивана и зову его.

— Папа?

К моему удивлению, он отвечает.

— Я здесь, сынок.

Когда дохожу до его спальни, я вижу, что он сидит в постели с книгой на коленях.

— Привет, — говорю я. — Думал, ты спишь.

— Спал. — Он смотрит в пустоту, а затем бросает взгляд в мою сторону. Его мутные глаза проясняются, когда он окидывает меня беглым взглядом. — Хорошо выглядишь, Максвелл.

— Спасибо. Сегодня вечером был «Осенний бал».

— Ты пригласил красивую девушку?

Я думаю об Элле, танцующей в моих объятиях, выглядящей потрясающе в своем солнечно-оранжевом платье, ее глаза и улыбка такие же яркие.

— Да.

— Я так горжусь тобой. Нужно сделать несколько фотографий для стены.

Когда-то давным-давно наши стены были увешаны фотографиями, холстами и разномастными рамками. Штукатурка была увешана воспоминаниями. Поездки на рыбалку, приключения в походе и семейные барбекю были представлены в каждом коридоре и в каждой комнате, наполненные любовью.

Теперь коридоры пусты, комнаты безжизненные и холодны.

Даже сказать, что у нас есть стены, это большая натяжка.

Прежде чем я успеваю ответить, отец выпрямляется и обращает внимание на мою повязку-бабочку.

— Что случилось с твоей головой? — спрашивает он, в его тоне звучит тревога.

Сглотнув, я поднимаю руку к затянувшейся ране. Он не помнит ту ночь. Не помнит, как разбил лампу о мою голову и повалил меня на пол в том самом месте, где я сейчас стою.

— Упал у озера, — вру я. — Споткнулся, когда бегал.

На его лице отражается беспокойство.

— Я волнуюсь за тебя, Макс. Ты всегда бегаешь один, и я боюсь, что однажды ты не вернешься.

Темная грусть накатывает на меня, когда я отступаю назад и выхожу из