Я уставилась на неё.

– Что?

Сквозь очки на меня глянули два бесцветных, бесстрастных глаза.

– Садись в автобус, мой птенчик. Добро пожаловать в Клуб загробной жизни, – сказала она. Её голос не вызывал ни капли доверия, как и колёса автобуса.

– Клуб загробной жизни?

– Да, дорогая. – Она показала на переднюю часть автобуса. – Читай.

На выцветшем указателе маршрута значилось:

КЛУБ ЗАГРОБНОЙ ЖИЗНИ ДЛЯ ДЕТЕЙ 12 ЛЕТ И МЛАДШЕ.

НАСЛАЖДАЙСЯ СМЕРТЬЮ С ДРУЗЬЯМИ, ИГРАМИ И БЕСКОНЕЧНЫМИ ВЫХОДНЫМИ!

Я всегда с большим подозрением относилась к восклицательным знакам, но этот был самым страшным из всех, что я видела. Я боязливо поглядела на него, затем перевела взгляд на женщину.

– Я… я не понимаю… Что?

– Согласно нашим отчётам, ты утонула в возрасте одиннадцати лет, так что это твой автобус.

У меня возник сразу миллион вопросов, например, что за лица выглядывают из окон?

– Кто ещё в этом автобусе?

– Куча детей, таких же, как ты, подобранных за годы работы, – сказала женщина. – Теперь автобус переполнен из-за цунами. Пришлось спускаться на морское дно и делать незапланированный крюк. Набрали целую прорву новых пассажиров. По правде говоря, немного досадно, что тебя там не оказалось, – добавила она, поджав губы, как это делали почти все мои учителя в школе.

– Гм, – сказала я. – Простите.

– Очень необычно, что твой труп покинул место смерти. Редко такое случается. Только с самыми трудными детьми, как я заметила. Ты у нас проказница, да? – Она глубокомысленно посмотрела на меня.

Я слушала её краем уха, увлекшись собственными мыслями. Если она была на морском дне, вылавливая жителей Клиффстоунса младше двенадцати лет, значит…

– Моя сестра у вас? – воскликнула я.

– Её имя?

– Бёрди. То есть Бриджит, но мы зовем её Бёрди[2], потому что она постоянно насвистывает. Бриджит Рипли.

У меня во рту пересохло, пока женщина сверялась со своим планшетом.

– Боюсь, что нет, – сказала она наконец. – Никого с таким именем в автобусе нет. Вероятно, она умерла по-настоящему. Младше тебя, да? Не такая… шалунья?

Я кивнула, проглотив язык.

– Сочувствую твоей утрате, – сказала женщина ласково.

Я сделала глубокий вдох и дождалась, пока боль утихнет. Мысли грохотали в голове, как сломанный игровой автомат. Если все мы мертвы, то…

– Это что… рай? – спросила я.

Женщина повернулась и задумчиво поглядела на обросшую ракушками развалюху позади неё.

С верхнего этажа раздавались крики и звуки спора. Несколько сопливых детей на нижнем этаже принялись ныть.

– Неужели похоже на рай? – спросила она наконец.

– Нет, – призналась я. – Не очень.

Она фыркнула.

– Ну и странное у тебя представление о рае, Френсис, если ты думаешь, что рай – это таскаться на ржавом драндулете по всему миру в поисках мелюзги, которая так и не научилась манерам при жизни и, по-видимому, считает, что теперь уже поздно начинать. Некоторым провожатым выпадает возможность объездить весь свет с Патриком Суэйзи[3] – вот так я представляю себе рай, – но нет, на бедняжку Джилл с острова Канви повесили малолеток, а это уж точно никак не вяжется с вечным миром и покоем, поверь мне.

– Но… почему? Если это не… почему я всё ещё здесь? Я могу ходить, говорить, думать…

Моргнув несколько раз, она вперила в меня свои уставшие глаза.

– А вот это тебе объяснят в автобусе. Мы подготовили специальное слайд-шоу. Нечего здесь стоять. Сядь в автобус и посмотри, неужели так трудно?

Я выпятила подбородок.

– Я вас не знаю. А меня учили никуда не ходить с незнакомыми людьми.

Джилл вздохнула.

– Ну пожалуйста!

– Я не сяду в автобус, пока вы не ответите на мои вопросы.

Она закрыла глаза, её плечи поникли.

– Ладно, – сказала она. – Твоя взяла.

16

Производственный брак

– Ну и? – сказала я.

Джилл поправила очки, но они тут же снова сползли на кончик носа.

– Послушай, – вздохнула она, – существует масса причин, по которым люди не умирают по-настоящему. Но самая частая из них – хвост.

Я чуть не рассмеялась.

– Что, простите?

– Хвост. Который висит на тебе.

– Не поняла.

– У тебя осталось незаконченное дело, – сказала она строго.

– А?

– Ты не сделала что-то важное, что тебе обязательно нужно сделать. Это называется «хвост».

– Ясно! – сказала я. – Важное дело.

– А я что говорю, – кивнула она.

– Например?

– Вот те раз, Френсис, откуда мне знать? Это может быть какая-нибудь мелочь. Не поверишь, как часто люди забывают выключить кухонные приборы. Может, ты газ оставила включённым?

– Мне одиннадцать.

– А, ну в таком случае ты забыла сдать домашнее задание?

Я задумалась. На верхнем этаже автобуса я заметила мальчика, которого знала по школе. Мы помахали друг другу.

– Возможно.

Моя странная собеседница тяжело вздохнула.

– Ясно, ну ты подумай хорошенько. Потому что как только ты это сделаешь, то сможешь умереть по-настоящему.

– А если я не знаю, что это за хвост? А если его нет? А если я всё сделала?

– Тогда, вероятно, ты задержалась здесь по другой причине. Может, ты – кривая пуговка.

– Кривая пуговка?

– Да, слишком упрямая, чтобы полностью перейти на другую сторону. Вообще-то довольно частый случай в этой возрастной группе.

Она бросила сердитый взгляд на автобус, рявкнула «ТИХО!» в ответ на ожесточённый спор, разгоревшийся на верхнем этаже (там спорили, чья очередь сидеть у окна), и сверкнула на меня глазами.

– Всё это есть в слайд-шоу, – сказала она с надеждой.

– Неа.

В её глазах отразилось безграничное страдание.

– Да, точно пуговка.

– Пуговка? – переспросила я.

– Представь, что жизнь – рубашка, а отверстия для пуговиц – смерть.

– Гм.

– Обычно, когда пуговица, то есть человек, умирает, он довольно легко проходит через отверстие для пуговиц, проскальзывает без проблем и выходит на другой стороне, то есть умирает по-настоящему. Или, как мы говорим между собой, он «мертвее мёртвого». Всё исчезает: сознание, дух, душа, – весь набор. Его хоронят, устраивают поминки, плачут, затем угощаются сандвичами, да? Вот так должно быть. По правилам.

– Ясно.

– Но если ты кривая пуговка, ты не пролезаешь в отверстие. Ты застреваешь посередине – одной ногой в смерти, другой в жизни, создавая административную проблему. В общем, обычно именно упрямые, твердолобые, проблематичные личности… – она многозначительно посмотрела на меня, что мне совершенно не понравилось, – не умирают как все нормальные люди. Они не покоряются смерти. Другими словами…

На мгновение я вспомнила, как убеждала себя, что волна отступит, что она не снесёт прибрежный мол. Даже когда вода вырвала мамину руку из моей, внутренний голос не сдавался: «Этого не происходит, этого не…»

– … они сопротивляются. В самый важный момент кривые пуговки не признают смерть, и